– Улыбнись, – попросил Марк.
Денис растянул рот в бессмысленной, ничего не выражающей улыбке. Сама функция, конечно, не утрачена, но чего-то не хватает. Как будто он улыбается чисто механически, не подключаясь к этому эмоционально.
– Ладно, хватит. А ты понимаешь, как именно улыбаешься? Способен менять контекст улыбки? Можешь улыбаться грустно?
– Грустно могу, не могу весело.
– Да, – уверенно кивнул Марк, – ты точно типичный российский мужчина средних лет, а не нейросеть.
Денис иронично, но глуповато усмехнулся. Как будто ему трудно давалась асинхронность левой и правой половины лица. В целом нельзя сказать, что это что-то из ряда вон выходящее само по себе, бывают и более странные завихрения психики.
– А кто тренировал модель? – спросил Марк. – Кто-то же должен был ее корректировать, после того как она начиталась информации о тебе?
– Например, тот же, кто принимал решение об отправке меня именно в мою клинику? – предположил Денис.
– Ладно, место твоей жены в теории заговора обсудим попозже, – сменил направление разговора Марк. – Моторика и мимика, понятно, сами по себе не показатель. Могли поехать из-за повреждения мозга, а могли и из-за психики. Посттравма, например. Что у тебя с запахами?
– Аносмия.
– Вообще не чувствуешь запахи? – удивился Марк.
– Чувствую, но не различаю.
– Ну тогда не надо путать меня неправильными терминами! Ученый, блин! Обоняние потеряно, верно?
– Ну, наверное, да, только… как бы объяснить… Запах говна от запаха розы я, наверное, отличу, но не потому, что одно мне пахнет приятно, а другое мерзко. Просто потому, что тело отреагирует на запах говна тошнотой.
– Интересно! – Марк на несколько мгновений забыл, о чем вообще идет речь, его увлек феномен сам по себе. – То есть сознательно интерпретировать запахи ты не можешь, а реакция тела при этом есть.
– Знаешь, кто еще совсем ничего не понимает в запахах?
– Знаю, любая нейронка. Просто в силу того, что у нее нет соответственных рецепторов. А читать про запахи бессмысленно. Никакое описание не поможет понять, как пахнет роза.
– Или говно.
– У тебя фиксация какая-то, – заметил Марк. – Подумай на досуге. Но если серьезно, то пока я не вижу в этом стопроцентного доказательства, что тобой рулит нейронка. Да, один из возможных признаков. Никогда бы не подумал, что буду составлять тест, позволяющий отличить человека от нейросети.
– А как он работает? – поинтересовался Денис. – Надо собрать все признаки?
Марк задумался. Он вполне понимал, что резко возросшее количество несмешных шуточек и странных допущений говорит о том, что ему страшно. А страшно ли Денису? А должно ли? Может, он уже свыкся с мыслью, что он просто нейронка?
– А как должна была работать твоя вундервафля? – спросил Марк. – Вот она перехватывает когнитивные функции, вот за тебя говорит, вот вспоминает что-то, что ты сам уже не вспомнил бы из-за альцгеймера, вот гладит твою жену перед сном, потому что ты всегда так делал. А ты сам это чувствуешь? Ты принимаешь в этом участие? Принимаешь решения? Ну… Или есть хотя бы иллюзия того, что это ты решил погладить жену? Что это ты протягиваешь руку, а не компьютер в твоей голове? Или ты просто смотришь кино?
– Я могу задать тот же вопрос, – жутковато усмехнулся Денис. – Ты уверен, что принимаешь какие-то решения? Что это ты решил протянуть руку и погладить жену, а не твоя биологическая программа? У тебя в голове точно такая же нейронка, просто из мяса.
– Давай без этого, – притормозил собеседника Марк. – Я не собираюсь обсуждать экзистенциальные вопросы. Я спрашиваю конкретно про Нейро. После введения препарата субъектность вообще сохраняется?
– Я не знаю, нужны опыты. Но сможем ли мы снаружи понять, что сохраняется субъектность? Если нейронка будет говорить, мол, да, конечно. Я мыслю – я существую!
– То есть сейчас я должен допустить, – после некоторого раздумья заметил Марк, – что передо мной сидит зомби, который имитирует человека?
– Я думал, ты делаешь такое допущение со всеми пациентами.
– Я бы с ума сошел, – покачал головой Марк.
– А ты уверен, что не сошел?
– Да, у меня справка есть. Ладно, давай попробуем зайти с другой стороны. Что еще изменилось после аварии?
– Поведение. Я же говорил, что изначально отказался форсировать вопрос с опытами на людях. Не хотел искать обходные пути, обманывать этический комитет, перемещаться в другие юрисдикции. Для меня цель не оправдывала средства. Понимаешь? Я правда считал, что нельзя ставить опыты на людях. А после предполагаемого введения Нейро все этические барьеры пропали.