Призрак снова поднялся в полный рост или во всю возможную для него длину. Это было примерно на две головы выше Алисы, и она предпочла усесться за парту, чтобы не злить педагога. Она помнила, как литераторша бесилась, если ловила кого-нибудь из одноклассников, да и саму Алису за телефоном, и решила пока оставить попытки связаться с родственниками.
«Не зря это место люди обходят, – мстительно подумала Алиса, глядя в то место на голове призрака, где у него по идее должны были находиться глаза, а там и правда поблескивало что-то вроде круглых очков, державшихся неизвестно на чем, – и правда, домик-то проклятый».
Снова послышался этот шепот, но в нем Алиса уже могла различить слова:
– Ш-ш-што-о-о х-х-х-хотел с-с-с-с-сказа-а-а-ать а-а-а-автор? – спросило привидение.
– Да откуда я знаю! Я не читала эту муть, про какую бы вы сейчас ни говорили! Ничего он не хотел сказать, господи боже мой, – устало ответила Алиса, как обычно и делала на уроке литературы, и добавила, вспомнив, что уже года два как не ходит в школу: – Я вообще уже давно выдуманные сказки про людей, которых никогда не существовало, не читаю, надо быть тупым, чтобы на это жизнь тратить.
Она услышала гул других голосов, похожий на одобрительный смех.
И глазом не успела моргнуть, как оказалась на улице. Следом вылетели рюкзак и слова: «Вон из клас-с-с-с-с-с-са».
Алиса подняла рюкзак, пожала плечами и благополучно вернулась домой.
А вот брата ее, который на следующий день пошел в заброшенный дом, дабы проверить, наврала Алиса или нет, так и не видели больше в мире живых.
Только по журнальным и книжным публикациям можно было догадаться, что он еще где-то существует. Но где – непонятно.
Юлия Яковлева. Обезьяний рот
– Как ты себе это представляешь?
– Вот козлина. Чтоб ты врезался в первый же столб. Козел. Что?
– Я говорю: как ты это себе представляешь?
– Ну, это должно стоять в их брошюре. Чтобы пациенты, в смысле клиенты, не представляли себе бог весть что, а четко знали, чтó получают за свои деньги.
– По страховке.
– Ну да. По страховке. Я это и имею в виду.
– Тебе не интересно?
– Мне? Нет! Нет, в смысле – интересно. Просто за дорогой слежу.
– Можем в другой раз.
– Ничего-ничего. Все уже еле катятся, смотри. Значит, на Кутузовском точно встанем в пробку. Так что давай. Чем здесь еще заняться.
– Я говорю: что в их брошюре?
– А, ну. Как обычно. Как у всех. Фотки загорелых позитивных медсестер и доктора с отбеленными зубами.
– Медсестры, значит.
– Что?
– Сперва ты сказал «загорелые медсестры». И только потом – «доктор».
– Да, ну и что? Я же не сказал «голые». Или, там, «в коротких халатиках, расстегнутых так, что видно грудь».
– Ладно. Заткнись.
– Ты первая предложила.
– Я предложила не это. Как описана процедура в брошюре?
– А. Ну там все по делу. Вам надоели морщины? Нет, не так. Хотите избавиться от морщин? От тревожной складки между бровей? От горьких заломов у носа? От опущенных уголков губ?
– Это называется «обезьяний рот».
– Что?
– Вот эти складки у носа и в углах рта. Как у обезьяны.
– А, ну да. От обезьяньего рта, значит, избавиться.
– Господи, ты только послушай! На что все эти выражения намекают? Обезьяний рот, собачьи щеки. Типа что? С возрастом человек превращается в животное?
– Не обязательно. Взять жопины уши, например. То есть, получается, с возрастом и человечность проявляется. В разных местах.
– А что, жопины уши там тоже могут исправить?
– Не думаю.
– Там не написано?
– Нет, жопины уши они не исправляют.
– Почему? Жопины уши, что, не эстетическая медицина разве?
– Жопины уши можно исправить питанием и тренировками. В любом возрасте.
– А. Окей. Ладно.
– Ну вот. Берут все анализы, конечно. Обычные схемы заполняют: типа, болеете ли гепатитом и тому подобное. Доктор на это все смотрит. Потом медсестра – медсестра! – ставит внутривенно капельницу. И всё. Сидишь там какое-то время в кресле. Читаешь или сериал смотришь. Потом ждешь там какое-то время, они смотрят, нет ли побочки. Потом, если все окей, едешь домой. Вот и все.
– Какой побочки?
– Ну, спутанное сознание. Или, там, человек не ориентируется в пространстве и времени.
– Блин, стремно. С побочкой-то.
– Ну, она затрагивает какой-то очень-очень небольшой процент. Иначе бы процедура изначально не прошла сертификацию. Там же при любой такой новой процедуре, прежде чем ввести ее в оборот, сначала делают кучу исследований, тестов – на животных, потом на добровольцах, это же медицина все-таки.