Служили молебен по случаю закладки новой машины. Толпа собралась на том самом месте, где весной пылал пожар ползуновской лаборатории. Среди толпы было много женщин в пестрых платках, в ярких сарафанах. Босоногие ребятишки забрались на штабеля бревен и сверху разглядывали попов в шитых золотом ризах и горластого дьякона с кадилом в руках.
Ползунов стоял впереди, вместе с горными офицерами. Бабы косились на него и считали, сколько раз «колдун» перекрестится. Об этом был спор еще до начала молебна. Кто-то уверял, что одиннадцать раз колдун наложить на себя крестное знамение может — «трудно, ну ничего. Это им дозволено». А вот двенадцатый раз все и докажет: после двенадцатого креста колдуна сила повалит его на землю и станет бить. Все и увидят, кто он такой, а машину закладывать отменят. А Ползунов и в самом деле стоял бледный и неспокойный. Крестился редко. Все поднимал руку, но не донеся до лба, складывал горсточкой и в горсточку кашлял. Видимое дело — экономил кресты.
После того, как дьякон возгласил многолетие, стали прикладываться к кресту. Священник совал левой рукой крест к губам, а правой кропил подходящих святой водой. Ползунов подошел с другими и, перед тем как поцеловать крест, закрестился часто и мелко. Бабы только ахнули. Ничего Ползунову не сделалось.
А потом плотники поплевали на руки и стали зарубать гулкие желтые бревна.
Плотничьи работы шли быстро. На берегу Барнаулки поднималось высокое — сажен на восемь — здание. Новые бревенчатые стены были видны издалека. Одну из стен внизу не поставили — еще не скоро привезут из Колыванского завода котел, вот для него и оставили проход. А на три стены полную нагрузку Ползунов класть побоялся. Поэтому тяжелое четырехсаженное коромысло, которое должно качаться на высоте 43 футов, лежало пока на земле совсем готовое.
В помощники механикусу дали, по его выбору, двух человек. Один, конечно, Черницын. Второго, поколебавшись, указал Ползунов среди механических учеников — Левзина. Смекалкой особой Левзин не отличался, но был прекрасный чертежник и с любовью штриховал, тушевал и раскрашивал сложные детали непонятной ему машины. Да и в вычислениях арифметических и геометрических Левзин никогда ошибок не делал.
Черницын работал весело и шумно. Путал он немало, но Ползунов на него не сердился. Черницын не мог ничего делать, пока не выспросит до конца — почему и для чего.
Чертежей надо было изготовить много. Все мысли, приходившие бессонными ночами в голову Ползунову, весь бред, из-за которого прослыл Ползунов «колдуном», надо было измерить в дюймах, спроектировать на бумагу и превратить в рисунок. Левзин работал, не разгибая спины.
Зато в склад уже начали приносить из мастерских и из кузниц готовые части. И чем больше приносили частей, чем полнее собирался скелет машины, тем озабоченнее становился Ползунов. Плохо работали мастера в Барнауле — литье раковистое, проковка неровная, а про обдирку и шлифовку и говорить нечего. Грубая работа! Приходилось самому ставать к станку и подгонять изделия к размерам. На это уходило много времени и сил, нужных совсем для другого. И Ползунов посылал в Горную канцелярию одно за другим требования на переделку заказа, приписывая, что все превеликое множество частей огнедействующей машины требует самого субтильного дела.
Сердце машины
Прошло около года. Ползунов извелся в работе — кожа да кости, да глаза горят за обтянутыми скулами, — а машина еще не готова.
Только в сентябре из Колыванского завода нарочным известили, что медный котел для машины готов, но не знают, как его отправить в Барнаул.
— Я об этом думал, — сказал Ползунов. — Черницын, тебе придется ехать в Колывань. Доставишь котел водой, по Оби. Только смотри, если утопишь его или повредишь дорогой, — лучше не возвращайся. Котел — сердце всей машины.
Перед отъездом Черницына Ползунов просидел с ним всю ночь напролет и все растолковал: как принять котел от мастеровых, как грузить его на барку, как беречь в пути.
— Котел сделан из заклепанных медных листов. Так ты осмотри, чтобы не только листы были запаяны плотно, но чтоб и клепка была согласно чертежу. Да проверь на звон и на свет, хорошо-ли металл прокован. В Колывани с ним почти с год возились, а если вышел неладен, так ведь это еще полгода проволочки.
Среди опытов Ползунов все возвращался мыслью к котлу и раз как-то его осенило: — А выдержит ли пристань вес котла? А ну как при выгрузке случится несчастье? Ползунов бросился на пристань, вымерял ее, рассчитал нагрузку и отправил в Горную канцелярию новое требование: перестроить пристань.
Ратаев заупрямился.
— Для одного раза буду я тратить лес и сгонять работных людей! Много захотел колдунишка! Не позволю.