Именно такого рода работа должна привести к созданию теоретических подходов, призванных объяснить, каким образом элементарные операции, выполняемые нейронами в головном мозгу, могут в совокупности порождать функциональные атрибуты разумной деятельности. Такие сложные проблемы, как изучение механизмов мозга, не могут быть решены одним лишь экспериментом; потребуется теория, которая указывала бы путь к постановке осмысленных экспериментов и помогала интерпретировать полученные результаты. Поскольку биолог не имеет ни нужной подготовки, ни традиций такого рода теоретической работы, он нуждается в помощи математика — без него он не смог бы справиться с задачей.
Но эта зависимость взаимна. Задача, за которую взялся математик, — разработка количественных и точных моделей интеллектуальных процессов — слишком трудна для того, чтобы он мог выполнить ее без указаний со стороны биолога. Каждый намек на то, что «в природе это достигается таким-то образом», может в неоценимой степени помочь исследователю-теоретику выбрать перспективный путь среди множества тупиков, в которые могли бы завести его гипотетические построения.
К счастью, сотрудничество уже налажено и все возрастает. Вряд ли приходится сомневаться, что такие совместные усилия приведут в ближайшие годы к большому прогрессу в нашем понимании работы мозга. Гуманистическое значение их может стать огромным: речь идет об облегчении страданий, вызванных болезнями и травмами мозга, об изыскании более эффективных методов лечения душевнобольных и, быть может, даже о разработке электрических, химических и хирургических методов повышения наших умственных способностей.
Выиграют и вычислительные машины. Более глубокое понимание основ интеллектуальных процессов будет вести к постепенному, но неуклонному повышению «коэффициента умственных способностей» последовательных «поколений» вычислительных устройств. Применение знаний, почерпнутых из биологии, быть может, больше, чем что-либо иное, приблизит тот день, когда благодаря созданию «мыслящих» машин человечество сможет наконец по настоящему пользоваться плодами автоматизации, Таковы предвидимые практические последствия «перекрестного оплодотворения» науки о вычислительных машинах и науки о мозге.
В результате слияния новых направлений физики и биологии возникает ряд фундаментальных проблем. Попробуем рассуждать следующим образом. В настоящее время известно, что непереходимой границы между живой и неживой материей нет. Мы уже подошли или скоро подойдем (смотря по тому, где мы проводим границу в весьма неопределенной области, отделяющей живое от неживого) к синтезу живой материи в лаборатории из простых составных частей. Быстро продвигается также расшифровка генетического кода; мысль о том, что в один прекрасный день человек сможет синтезировать хромосомный материал и, создавая подходящие условия для роста, «строить» таким образом более или менее сложные живые организмы, уже не кажется чистой фантазией. Но если когда-нибудь нам удастся «построить» организм, сходный с высшим существом, созданным самой природой, то будет ли он обладать и сознанием? Вряд ли можно сомневаться в этом. А что, если бы существо, сходное с ним по поведению и интеллектуальным функциям, было создано из компонентов совершенно иного рода — имело бы, например, нервную систему и головной мозг, построенные из электронных элементов, а не из нейронов? Обладало бы оно при этом сознанием и связанными с ним субъективными ощущениями? Исходя из наших современных знаний, это, по-видимому, следует считать возможным. А как обстоит дело с существующими электронными цифровыми вычислительными машинами? Возможно ли, что где-то среди их проводов и транзисторов уже появляются смутные проблески тех субъективных переживаний, которые для человека стали его самым драгоценным достоянием? Фантастика? Может быть.