Ввиду этого анатомического сходства невролог может довольно уверенно переносить значительную часть выводов, полученных в экспериментах с низшими животными, на человека и других высших животных. Когда представляется случай наблюдать соответствующее явление у человека, правомерность такой экстраполяции обычно подтверждается.
Но если рассуждения, основанные на аналогии, правомерны, то они должны действовать в обоих направлениях. То, что мы узнали о свойствах нейронных комплексов при изучении их у высших животных, должно быть иногда применимо и к низшим. Мы видим, что нервный аппарат человека и других высших позвоночных содержит большое число рефлекторных цепей, с помощью которых специфические раздражители автоматически вызывают стереотипные комплексы мышечных реакций. Это наводит на интересную мысль: нельзя ли на основе таких рефлекторных цепей объяснить один из аспектов жизни животных, который всегда был загадкой как для ученых, так и для философов, — способность некоторых самых низкоорганизованных и примитивных созданий природы к сложному и по видимости целенаправленному поведению, в котором они, казалось бы, проявляют невероятную для них сообразительность? Не могут ли их «разумные» действия быть всего лишь сочетаниями врожденных автоматических рефлексов, вовсе не связанных с каким-либо истинным разумом? Этот вопрос, правда, не имеет прямого отношения к работе человеческого мозга, но ввиду его общего интереса мы полагаем, что он заслуживает нашего внимания. Поэтому в настоящей главе мы попытаемся выяснить, как далеко можно продвинуться в объяснении загадочного поведения низших представителей животного мира на основе фундаментальных свойств постоянных рефлекторных ценен, подобных тем, которые, как мы видели, играют столь важную роль в центральной нервной системе человека.
Рефлексы и таксисы
При приближении потенциального врага морская уточка (род усоногих раков) захлопывает свою раковину, червь-трубкожил мгновенно втягивает щупальца в защитную трубку из песка, одиночная асцидия сжимается в студенистый комочек, живущие в песке двустворчатые моллюски прячут свои мягкие сифоны, обычно выставленные на поверхность. Морской еж поворачивает заостренные иглы в сторону, откуда грозит опасность, и среди игл поднимаются особые клювовидные придатки, готовые схватить любого врага, который подойдет слишком близко.
Эти реакции действительно оказались простыми рефлекторными действиями. У морской уточки, трубкожила, асцидии и двустворчатого моллюска наряду с другими сенсорными нейронами имеются и крошечные «фотоэлементы». Когда на них падает тень от приближающегося врага, эти фоторецепторы начинают посылать стандартные электрические сигналы к мышцам, участвующим в защитной реакции. Даже относительно сложная реакция морского ежа имеет такую же природу, хотя в этом случае действуют, по видимому, не фоторецепторные, а хеморецепторные нейроны: они определяют «вкус» окружающей морской воды, улавливая в ней характерный «привкус» врага. Совершенно автоматический и местный характер реакции доказывается тем, что даже у небольшою кусочка, отделенного от панциря живого морского ежа, всего лишь с одной иглой и одним клювовидным придатком можно вызвать такую же подготовку к отражению опасности.