То, что мы узнали о функциях лобных долей, можно резюмировать следующим образом. Лобные доли не играют никакой роли в регуляции соматических процессов в организме. Их постоянная функция — это скорее всего какого-то рода посредничество между нашими эмоциональными стремлениями и интеллектуальной деятельностью; возможно, что этим обусловлено установление мотивационных связей, побуждающих нас к организации мыслей и действий для достижения наших целей, а также удерживающих нас от поступков, которые противоречили бы нашим интересам высшего порядка. Может быть, лобные доли выполняют и «эпизодическую» роль — когда остальной мозг привлекает их к участию в особо трудных видах умственной деятельности. Поэтому повреждение лобных областей должно вести к наиболее серьезным последствиям у тех, кто больше всего бывает занят сложной и абстрактной мыслительной работой, — у детей, которым приходится постоянно усваивать новые представления, и у сравнительно небольшого числа взрослых, которые сохраняют способность к обучению, конструктивно мыслят и занимаются творческой деятельностью.
Речь
Если существует какая-либо способность, свойственная только человеку, то это дар речи. Пчелы имеют язык знаков, с помощью которого они могут сообщать другим особям о характере найденного корма, приблизительном направлении и расстоянии до него; птицы пользуются разнообразными знаками и звуками для предупреждения об опасности и в ситуациях, связанных с размножением; умных собак можно научить надлежащим образом реагировать на несколько десятков словесных команд. Но все это простые, прямые связи. Реакции хорошо выдрессированных собак на такие приказания, как «перевернись!» или «умри!» ясно указывают на понимание, и все-таки это нечто качественно совершенно отличное от свойственного среднему человеку умелого использования языка — системы символов и значений, не имеющей эквивалента в животном мире, системы, с помощью которой мы можем вызывать и связывать между собой группы ассоциаций, называемых «идеями», что, по-видимому, недоступно никакому другому живому существу. При помощи языка человек может передавать свою мысль родственному уму так, как это не способно делать ни одно животное.
Ввиду этого очевидного превосходства человека явления, связанные с речью, неизбежно должны были привлекать большое внимание. Вскоре после необыкновенного происшествия с Финеасом Гейджем начали появляться сообщения о наблюдениях над влиянием мозговых травм на речь. Особое место в этих ранних исследованиях принадлежит работам Поля Брока. Известный французский хирург, в 1861 г. — секретарь Антропологического общества — Брока воспользовался рядом представившихся ему случаев произвести посмертное исследование головного мозга у больных, у которых незадолго до смерти возникли серьезные расстройства речи. Эти исследования дали первые указания на то, что расстройстве речи может быть вызвано повреждением определенных участков мозга.
«Запретная зона»
После работ Брока многие ученые занимались выяснением роли различных участков мозга в явлениях, связанных с речью. В последние годы ведущая роль в этой области исследований принадлежала Неврологическому в Монреале, руководимому У. Пенфилдом. Эта важная работа началась 30 лет назад, когда Пенфилд и его сотрудники занялись лечением очаговой эпилепсии путем радикального хирургического удаления патологически измененных участков мозга. В те времена в результате ранних открытий Брока и других ученых господствовало мнение, что область мозга, контролирующая речь, располагается вдоль боковой поверхности доминирующего полушария — на левой стороне мозга у правшей и на правой у левшей. Ввиду широкого использования механизмов речи в высшей умственной деятельности в то время обычно отказывались от радикальных операций на доминирующем полушарии, если только опухоль или иные поражения мозга не находились далеко впереди или позади центральной области — соответственно в лобной или затылочной доле.
Однако, считая столь значительную часть мозга «запретной зоной», хирурги вынуждены были отказывать в помощи многим больным с травмами или опухолями, которые вызывали хронические эпилептические симптомы и нередко при распространении процесса вели к прогрессирующей дегенерации и к смерти. Тем временем под наблюдение врачей поступало все больше больных с очаговой эпилепсией, обусловленной повреждениями и небольшими опухолями в той самой области, которая, судя по прежним данным, жизненно важна для управления речью, а между тем у многих из этих больных не было речевых расстройств. Это натолкнуло Пенфилда и его сотрудников на мысль, что, может быть, не всю ту область, которую прежние исследователи объявили «запретной», действительно следует считать таковой и что более точное определение речевых зон позволило бы расширить область возможных оперативных вмешательств с целью удаления измененной ткани и облегчения эпилептических симптомов.