Выбрать главу

Наконец, оставляя мокрые следы на линолеуме, я выхожу из ванной, шлепаю к кухне, откуда доносится громкий папин голос, и останавливаюсь у двери. На меня никто не обращает внимания, папа стоит у плиты и, размахивая рукой, кричит:

– Нет, я просто не в силах понять, Аида, о чем ты говоришь?! Однажды он тебя бросил, ты столько пела мне, что вычеркнула его из жизни, что никогда не простишь, а теперь…. Да ты с ума сошла, у нас семья, дети!

– Это не я говорила, это ты сам так решил, Володя. Я правду сказала, что он на другой женился, а ты так сразу и решил, что он меня бросил, а ты, такой добрый, подобрал. Он меня не бросал, понимаешь? Все по-другому было.

– Да? И как же?

– Моя мать ведь нянечкой в больнице, работала, пила постоянно, отца у меня не было. Мужчины к нам домой приходили, понимаешь, какое к матери у людей отношение было? Меня-то, конечно жалели. Иногда к ней гость придет, она меня выгонит гулять, и обязательно какая-нибудь соседка скажет: «Аида, иди я тебя чаем напою» И Артура мать, тетя Милена, тоже иногда звала – я ведь с сестрой Артура в школе вместе училась. Иногда они меня у себя и ночевать оставляли – места много, не жалко. У них раньше квартира в Баку знаешь, какая была? До погромов отец у него большой начальник был, очень богато жили – мебель, посуда. Невесту ему, Диану, тоже богатую нашли – у нее дядя в Ереване в КГБ работал. Уже с родителями ее договаривались обручение делать, а тут Артур говорит, что хочет на мне жениться. Представляешь, что было? Тете Милене «скорую» два раза вызывали! Потом мне тетя Артура тайком деньги принесла, сказала: отец Артура дал, уезжай в Москву. Поступай там учиться или работать – делай, что хочешь, только чтобы тебя Артур не смог найти. Замуж выходи за хорошего человека, ты очень красивая, на эти деньги приданое себе сделаешь. Деньги, знаешь, какие огромные дала? Пятьсот рублей! У меня в жизни столько не было, понимаешь?

Мама говорит это все и плачет, но папа ее ничуть не жалеет и даже говорит ей плохое слово, за которое у нас в детском саду воспитательница обещала отрезать Сене Гаврилову язык:

– Б….!

Его кулак бьет по столу с такой силой, что пузатая сахарница переворачивается, и белые сладкие кусочки рассыпаются по столу.

– Ой, Володя, что ты делаешь?

– Ты никогда меня не любила! – кричит он. – Не любила, скажи? А я-то дурак, козел безмозглый! Хороший человек, которого тебе обещала эта тетя! Правда, чем плох – инженер, холостой, с квартирой, с московской пропиской, да еще от любви голову потерял, почему не воспользоваться? В институт поступить у тебя ума не хватило, деньги тетины кончились, не век же по лимиту дворником в ЖЭКе работать, улицы мести.

Мама плотно прижимает к щекам ладони, между пальцами у нее текут слезы.

– Ты жестокий какой, Володя! Почему ты так говоришь? Как я со своей матерью могла нормально учиться, чтобы в институт поступить? И разве я была тебя плохая жена? Ты взял меня девушкой.

Только что папа был злой и сердитый, а теперь он вновь стоит перед мамой на коленях, отводит ее руки от лица, целует мокрые от слез пальцы.

– Прости, родная, любимая, не плачь. Только скажи, что все это шутка! Ну, была у вас с Артуром школьная любовь, так ведь когда это было! Он женат, мы с тобой давно женаты, у нас дети. Ты знаешь, что я на все для тебя готов!

Голос папы странно дрожит, он обнимает маму, прижимает ее к себе, шепчет что-то ей на ухо. Стоя за дверью, я вижу, как мама отклоняется, отстраняет его от себя.

– Подожди, Володя, не надо! Сядь на стул, мне еще нужно тебе много сказать. И сахар ты рассыпал, – она начинает складывать кусочки рафинада обратно в сахарницу.

Сев напротив нее, папа глухо говорит:

– Нет, я не могу поверить. Просто ты его встретила, на минуту всколыхнулось старое. Не бывает так сразу, вы не виделись десять лет, и теперь вдруг…..

– Почему не виделись? Артур… он приезжал, нашел меня, понимаешь? Нет, я ему не писала, честно, он сам нашел. У соседей узнал – я матери написала, что замуж выхожу, а она напилась, пошла к подруге хвастаться и письмо с адресом во дворе потеряла. Ну, и всем соседям, конечно, стало известно, понимаешь?