Мой водитель высаживает нас у пентхауса.
Эта поездка в лифте отличается от предыдущих: Захра открывает свои книги, словно хочет еще раз проверить, нет ли повреждений от воды после нашего падения. Она сделала это уже дважды, но я не виню ее за то, что она защищает свои новые ценные вещи.
Мы заходим в квартиру, и Захра убегает, чтобы положить свои книги обратно в багаж и принять душ. Я делаю то же самое, переодеваясь в джинсы и футболку с выцветшим логотипом Дримленда.
– Итак, каков план? – Она спускается по лестнице в спортивном костюме. Ткань обрисовывает каждый изгиб ее тела, и мне трудно быть порядочным человеком и отвести взгляд. Но я и близко не похож на порядочного, когда дело касается Захры, поэтому я не тороплюсь ее разглядывать.
Она огибает прилавок и смотрит на меня. – Ты прожжешь дыру в моей одежде, если будешь продолжать так на меня смотреть.
– Тогда снимай одежду. Проблема решена. – Я хватаюсь за ее бедра и притягиваю ее ближе.
Она кладет руку мне на грудь, прямо над сердцем. Оно учащенно бьется в моей груди от ее прикосновения.
Ее живот издает самый громкий протест за всю историю. Она шлепает по нему рукой. – Как неловко.
Я сокрушаюсь по поводу своей несообразительности. Мы ничего не ели с момента быстрого обеда в самолете.
Я отпускаю ее и иду к ящику, заполненному меню на вынос. – Выбирай.
Она пролистывает брошюры и мини-меню, а затем достает одно из них, предлагающее пиццу. – «When in New York?» – Она поднимает плечо.
– Ты выбираешь это, когда можешь заказать «Ruth's Chris» на вынос?
– Что за Ruth’s Chris?
Я стону. – Это пицца.
Через час доставляют ужин, и я ставлю его на журнальный столик. Мы оба устраиваемся на ковре перед массивным камином в центре гостиной. Мне никогда не нравилось есть за обеденным столом. Это напоминает мне о том времени, когда была жива моя мама, когда мой отец приходил домой достаточно трезвым, чтобы мы могли есть всей семьей.
– Итак, ты сказал, что это один из твоих домов. Сколько их у тебя всего? – Она откусывает большой кусок от своей пиццы.
Я мысленно подсчитываю. – Двадцать восемь.
– Ты серьезно?
– Да.
Ее щеки частично теряют свой цвет. – Хорошо. Ого. Какой из них твой любимый?
Я откусываю кусочек своей пиццы, чтобы дать себе время обдумать ее вопрос. – Честно говоря, у меня нет ни одного.
Она изумленно смотрит на меня. – Ни в одном из них ты не чувствуешь себя как дома?
– Дом там, где я нужен по работе.
Она смотрит на меня.
– Есть некоторые климатические условия, которые я предпочитаю больше, чем другие. Например, в Чикаго хорошо летом, но зимой мой член обмораживается.
– А Дримленд?
Я осторожно обхожу ее вопрос. – Дримленд – совсем другое.
– Как это?
– У меня там было много плохих воспоминаний.
Ее брови сошлись на переносице. – О. Удивительно, что ты тогда захотел стать директором.
– Мне было интересно вывести парк на новый уровень. В моих интересах было преодолеть проблемы, которые меня сдерживали.
Формально это не ложь. И все же ее улыбка все еще ощущается как удар по дых.
У тебя нет другого выбора, кроме как скрыть от нее всю правду. Ты слишком близок к завершению, чтобы ставить все под угрозу.
Она улыбается. – Теперь тебе легче там находиться?
– Я встретил кое-кого, кто делает мое пребывание там сносным.
Румянец, распространившийся по ее щекам, заставляет мой желудок скрутиться. Трудно что-либо есть. – Сносным? Я должна сделать шаг вперед.
Она сделала более чем достаточно. Я прочищаю горло. – Хватит вопросов обо мне. Мне кое-что интересно"
– Что?
– Расскажи мне о своих значках.
Весь язык ее тела меняется от одного вопроса. – Это не милая история. – Она смотрит на вид позади меня.
– Я не спрашивал об этом. – Я хватаю ее за руку, как она делала это каждый раз, когда мне нужно было поговорить о чем-то сложном.
Ее тело расслабляется, и она делает глубокий вдох. – Первый день, когда я посетила терапию, был тем же днем, когда я получила свой самый первый значок.
Я никогда не мог представить, что кто-то вроде Захры пойдет на терапию. Мой отец говорил мне, что это для слабых людей, которые настолько жалки, что им нужен кто-то другой для решения их проблем.
– Ты ходила на терапию? Почему?
– Потому что я поняла, что не смогу исправить себя, если не приложу усилий.
– Но ты... – Я застрял на поиске нужных слов.