– Сука… дрянная сука… Ты за это заплатишь…
Но Энни, словно танцуя, уклонилась от его прикосновения: дикое прелестное создание, природой одаренное нечеловеческой грацией, и он никак не мог схватить и раздавить ее.
И когда, наконец, Керт упал перед ней на колени, раздавленный унизительной влагой в брюках, задыхающийся, слишком слабый, чтобы дотянуться до Энни, он увидел, каким внутренним огнем горят ее глаза, полные боли и удовлетворения.
Только сейчас Энни ринулась к двери, словно испуганная лань.
Коридор лежал перед ней, словно слабо освещенный тоннель, в котором смутно вырисовывались очертания декоративных столиков и рам висевших на стенах картин. Ковер скользил под ногами. Она летела вперед, стараясь сохранить равновесие.
Энни знала – ключи по-прежнему должны быть в автомобиле, она видела, как коротышка-водитель оставил их на месте. Правда, ворота закрыты. Неважно, она попытается протаранить их, если необходимо, или выйдет из машины и попытается перелезть через них.
Безымянный ужас сковал внутренности – стены, казалось, смыкаются вокруг нее. В ушах звучали слова Керта:
«Скормить их собакам…»
Энни вынудила себя не думать об этом, вернуться к реальности. Еще будет время сообразить, что делать, когда она выйдет из дому.
Девушка не глядела по сторонам. Взгляд ее был устремлен на высокую дверь; в полутьме поблескивала большая медная начищенная ручка.
Свобода была близка. Энни находилась в состоянии такого возбуждения, что не ощущала боли в спине, груди и ключицах. Она остановилась перед дверью и потянулась к замку. Но, прежде чем успела повернуть ручку, чьи-то пальцы сомкнулись у нее на шее.
Неведомая страшная сила швырнула ее на пол. Жаркое дыхание коснулось лица.
– Momentito, – раздался шепот, – Momentito, puta.[3]
Она вспомнила гибкое тело боксера-слуги, которого Керт называл Хуаном, и поняла, что погибла.
Почти теряя сознание, Энни чувствовала, что ее волокут по коридору.
Стальные руки пригвоздили девушку к полу. Керт, без брюк, в одной сорочке, улыбаясь, навис над ней. На плечи, живот и грудь посыпались удары. Избивая ее, он выкрикивал немыслимые оскорбления. Потом грубо задрал юбку, сорвал трусики и с безумным хохотом раздвинул ноги девушки, лизал ляжки, щипал и впивался зубами в нежную плоть лона, высасывая кровь, сочившуюся из многочисленных ранок. Потеряв голову, девушка закричала от боли.
Невидимые руки швырнули Энни на живот, и Керт, разрывая ее, врезался сзади. Ослепительно-белая боль скрутила девушку. Зверские, чудовищные толчки, казалось, пригвождают ее к полу, пока Керт безжалостно осыпал ударами ее спину и бедра. Жесткие пальцы рвали волосы, оставляли фиолетовые синяки на нежной коже.
Уродливый резкий голос продолжал выкрикивать мерзости, но Энни уже ничего не слышала, она потеряла сознание.
Пришла в себя Энни только в автомобиле. Свежий ночной воздух врывался в окна, принося ароматы жасмина и чапарраля.
К своему удивлению, Энни была одета: блуза аккуратно застегнута на все пуговицы, волосы причесаны. Только ноги и руки неестественно онемели. Энни заподозрила, что ее успели чем-то одурманить.
– Где вы живете, сеньорита? – раздался голос Хуана. – Я отвезу вас домой.
Энни ничего не ответила.
– Теперь вы получите работу, – заверил он. – Мистеру Керту вы понравились, он сам сказал. Не волнуйтесь. Он сделает вас звездой. Завтра так и скажите агенту.
Девушка тупо смотрела в окно на проносившиеся мимо улицы Голливуда. Слова Хуана доносились с другой планеты.
– Мистер Керт, он очень важный человек. Да, сеньорита? И всегда получает то, чего хочет. Вы ему нравитесь. Теперь получите роль. Скажите ваш адрес, пожалуйста.
Энни покачала головой. Утешительные слова Хуана вселяли в нее ужас, всю меру которого она была не в силах осознать. Будущее, ожидавшее ее, было скрыто в густом тумане и не сулило ничего хорошего. Но тут она увидела полицейскую машину, припаркованную у ночного кафе. Двое патрульных что-то ели из пластиковых тарелок.
Энни распахнула дверцу «роллс-ройса». Хуан инстинктивно нажал на тормоза. Девушка почти вывалилась на тротуар, не слыша гудков позади, и помчалась к полицейским, те с любопытством уставились на Энни.
– Меня изнасиловали, – задыхаясь пробормотала она, прислонившись к окну.
– Избили… изнасиловали.
Она показала на автомобиль, дверцу которого старательно и не спеша закрывал Хуан.
– Он был там… Он… держал меня… Помогите, пожалуйста.
В глазах потемнело, чужие голоса звенели в ушах. Сильные руки поддержали девушку. Только сейчас она заметила, что к «роллс-ройсу» подходит полицейский в мундире. Хуан спокойно, без видимого страха стоял рядом с машиной.
«Наконец-то все кончилось», – подумала она, стараясь не замечать, как бешено крутится ночное небо, усеянное звездами. Но инстинкт подсказывал Энни: она столкнулась с чем-то очень страшным, и это только начало.
– Хорошо, мисс Хэвиленд. Можете надеть халат. Я напишу отчет и представлю лейтенанту Эрнандесу. Вас сильно избили, но переломов нет.
Спокойное, уверенное лицо доктора Рассела, молодого врача, живущего при больнице, почти успокоило Энни. Она чувствовала, что попала в опытные руки, тем более, что в коридоре ее ждала офицер Барбара Тауэр из отдела по борьбе с насилием.
Энни завязала халат, поморщившись от боли, и легла на прохладные простыни, уставившись в безликую, выкрашенную белой краской стену больничной палаты. Энни была смущена и раздражена; обезболивающий укол, который ей сделали в приемной, почти не подействовал, только туманил мозг. Энни чувствовала, что голова словно набита ватой.
Она слабо улыбнулась, заметив, что в дверях появилась офицер Тауэр. Позади нее маячили фигуры нескольких мужчин.
– Вы достаточно оправились, чтобы отвечать на вопросы? – спросила Барбара Тауэр.
Энни кивнула. В комнату вошел незнакомый полисмен.
– Я офицер Кэмпион, мисс Хэвиленд, – объявил он без улыбки. – Извините, что беспокою, но другого выхода нет. Боюсь, обязан сообщить, что вы арестованы.
Он поколебался, теребя ордер на арест.
– Я? – ошеломленно переспросила Энни. – За что? Это, должно быть, какая-то ошибка.
Но полицейский покачал головой:
– Никакой ошибки. Против вас возбуждено дело за шантаж и приставание к мужчине с целью проституции. Истец – Мартин Фарроу, поверенный мистера Керта. В жалобе указано, что есть три свидетеля вашего недостойного поведения. Я уполномочен сообщить об аресте и информировать вас о ваших гражданских правах, а также перевезти вас в камеру предварительного заключения, как только вы сможете двигаться.
Энни недоуменно охнула.
– Вы, должно быть, с ума сошли, – сказала она. – Взгляните на меня, офицер. Вы считаете, я напросилась на такое? Или теперь все жертвы насилия подлежат аресту?
Полицейский смущенно пожал плечами.
– Ваши ушибы не имеют никакого отношения к аресту. Жалоба, поданная вами против мистера Керта, – совсем другое дело. Все должен решить суд.
Энни повернулась к Барбаре Тауэр.
– Что мне делать?
– Первым долгом, нужно нанять адвоката. У вас есть адвокат?
Энни затрясла головой.
– А вы знаете кого-нибудь, кто бы специализировался по таким делам?
– У меня вообще здесь нет знакомых, кроме Бет Холланд – девушки, у которой я остановилась. Я собиралась пробыть здесь всего несколько дней…
– Может, хотите позвонить кому-нибудь, попросить совета?
Энни молчала, казалось, воля ее окончательно сломлена. Стены комнаты надвинулись на нее, голова закружилась.
Борясь с наплывающим затмением, Энни подумала о Бет, скромной служащей, родители которой жили по соседству с ней, в долине. Ни Бет, ни ее семья, скорее всего, не знали адвокатов, занимающихся защитой женщин, обвиняемых в проституции. Сама мысль об этом была абсурдной. Кроме того, Энни едва знала Бет и не собиралась посвящать ее во все это безумие.
Рене Гринбаум – личный агент в манхэттенском агентстве моделей «Сирена»! Вот у кого она попросит помощи! Именно Рене нашла Бет после того, как употребила все свое влияние, чтобы послать альбом со снимками Энни в «Интернэшнл Пикчерз». Все три года Рене неутомимо помогала Энни делать карьеру, была ее другом, помощницей, наставницей.