– Если ты о том, винила ли я его, то нет. Не винила, не виню и никогда не буду винить. Еще с семи лет я поклялась сама отвечать за свои поступки. Что сделано, то сделано и назад пути нет. Если, оступившись и упав в пропасть, винить ветер, который якобы тебя подтолкнул, то ничего хорошего из этого не получится. Когда я умерла, мне меньше всего хотелось кого-то обвинять в собственной гибели. Я запретила это делать и своим родителям. Если бы в моей душе стало прорастать семя обиды и лютой злобы на Питера и его отца, я бы превратилась в злого духа – оболочка призрака слишком слаба, любое проявление негатива убило бы во мне всю доброту и сочувствие. Я никогда не была ангелом – в каждом человеке есть и достоинства, и недостатки, – но став призраком, я испугалась, что сломаюсь и стану злой. Поэтому я запретила себе ненавидеть, хотя иногда мне очень сильно хотелось хотя бы накричать на Питера. Просто так, чтобы стало легче.
Питер сразу отрекся от титула, что добавило Аластору проблем – Блэк совсем потерял контроль над собой, начал бредить и говорить странные вещи. О чем именно он говорил, я не знаю. Отец всячески скрывал от меня всю информацию, пытаясь уберечь. Что же до Питера, то после потери титула Герцога, он впал в легкое безумие, не зная, что ему делать дальше. С одной стороны, он хотел быть рядом со мной и поселиться в ближайшей деревне. Но с другой – мой вид и осознание того, что я мертва от руки его родителя, не давали ему этого сделать. Так или иначе, он чувствовал свою вину и думал, что больше не имеет права находиться в моем обществе.
Но он, так или иначе, остался со мной. Все благодаря моему отцу. Другой бы на его месте убил юношу, который украл сердце его дочери до замужества, но отец… он был святым человеком. А может, просто уже ничего не чувствовал и стал марионеткой. Он приказал Питеру переехать к нам. Но без лишнего шума, чтобы об этом не узнали в Графстве. До сих пор не понимаю, почему он принял такое решение. Это было странно, но Питер обрадовался и начал целовать моему отцу руки.
Так мы стали жить вместе, под одной крышей. Я даже присматривала за Питером. Почему-то мне казалось, что он совершит самоубийство. Его психика стала очень слабой. Боюсь, если бы не моя семья, он умер сразу же, после моих похорон. Возможно, кстати, именно поэтому отец поселил его с нами – хотел, чтобы он мучился, но ничего не мог с собой сделать. За Питером всегда следили стражники и ни на минуту не оставляли его одного. Наверное, отец мстил ему таким способом.
Потом мы узнали, что Аластор покончил с собой. Даже его смерть не облегчила душу Питера. Он затухал с каждым прожитым днем. Ночами плакал, а днем либо спал, либо в каком-то беспамятстве гулял по парку и выходил к реке. Когда светило редкое, но ярко солнце, он кутался в плащ чуть ли не с головой и оставлял лишь горизонтальную прорезь, чтобы видеть дорогу. А во время дождя оставлял его на кресле возле камина и бродил по окрестностям Беркшира в одной рубашке и легких штанах. Я на коленях умоляла его прекратить издеваться над собой, но он был глух к моим просьбам.
Вскоре Питер стал бледным и худым, а еще постоянно ходил в мокрой одежде. Как назло, в тот год выпало слишком много осадков. Летом, осенью и весной сутками лил дождь, а зимой валил снег, замораживая все в округе. Вскоре я уже больше не могла смотреть на Питера без боли. Я видела перед собой оболочку. Мне и так было до истошного вопля страшно за себя и свое существование, а тут еще человек, которого я любила до беспамятства, угасал у меня на глазах. Это было невыносимо – создавалось впечатление, что убили его, а не меня. Представляешь, это он казался призраком, а не я. На фоне Питера я выглядела живой.
Тогда-то я и попросила Питера уехать из Беркшира. Я умоляла его покинуть и Англию, чтобы он смог начать новую жизнь и забыть о старой. Он не послушался. Питер считал, что теперь всегда должен находиться рядом со мной, не понимая, что от этого и мне, и ему только хуже. Он был почти таким же безумцем, как и его отец. Только его безумие было рождено не ненавистью, а болезненной любовью. Это так слащаво звучит, но мы правда не могли дышать друг без друга. Только, я ведь, и правда, тогда уже не дышала…
И пусть отец сам пригласил к нам Питера, уверяю, он его ненавидел. Отец даже перестал разговаривать. Он полностью ушел в себя. И, я уверена, хотел уничтожить Питера. Особенно его раздражало, когда Паулет медленно ходил по нашему замку, медленно ел и медленно разговаривал. У Питера остановилось время. И не только у него. Время перестало существовать во всем замке.