Не знаю, сколько прошло времени, но очнулся я с болью в голове не в коридоре, а в комнате Питера. С трудом разлепив глаза, я почувствовал режущую боль в виске и сразу приложил к нему пальцы. Они вмиг стали мокрыми.
«Кровь», – подумал я и попытался встать, но ноги не слушались. До сих пор помню это чувство вязкой прострации и амнезии. Сидя на холодном и грязном полу, я очень долго не мог вспомнить, где нахожусь, как сюда попал и кого видел, когда повернул голову на голос. Голос…
– Очнулся? – послышался все тот же голос откуда-то сбоку. – Чего ты такой хилый-то? Не думал я, что ты свалишься. Я же просто хотел с тобой поговорить.
– Вы напугали меня, Аластор, – просипел я и медленно повернул голову влево – Герцог сидел на какой-то железяке и пристально смотрел на меня. Мужчину почти не было видно – в отличие от Элизы, он оказался полностью прозрачным. Лишь слабые очертания лица, будто мужчина был сотворен из тумана. И только струйка крови, которая сочилась из его рта, напоминала сок спелой вишни.
– Предпочитаю «Ваша Светлость», – сказал мужчина и встал. Он начал подходить ко мне все ближе и ближе, и каждый его шаг отзывался в моих висках страшной болью. Мне захотелось закричать, остановить его, но я не мог даже пискнуть.
– Вы напугали меня, Ваша Светлость, – повторил я, поднимая на мужчину глаза. Голова все еще шла кругом, но я уже мог здраво мыслить. – Что с Ароном? Почему вы его заперли?
– Я хотел поговорить с тобой наедине. Твой друг в порядке, он сидит в моем кабинете и ждет, когда ты придешь ему на помощь. Можешь не переживать, он не кажется трусливым.
– В отличие от меня?
– Зачем ты это говоришь? – удивился Аластор.
– Ну, по вашему тону мне показалось, что вы это имеете в виду.
– Никогда никому не приписывай свои мысли и рассуждения, мальчик. Иначе всю жизнь проживешь в догадках, которые сожрут тебя до костей. И все это будет совершенно напрасно.
Я прикусил язык и отвернулся к окну.
– Вы сказали, что хотели поговорить со мной. О чем?
– Так уж вышло, что именно ты вызвался спасать Элизабет. Думаешь, справишься без моей помощи? – Аластор ухмыльнулся и сел передо мной на стул, которого раньше здесь точно не было. Он появился будто из пыли.
– Нет, не думаю, – сказал я и поморщился от холода. – Но почему вы здесь? Почему вы не умерли? Точнее, вы умерли, но в таком… таком…
– Потому что, когда люди умирают насильственной смертью, они не могут уйти из этого мира, не отомстив. Они ждут, когда их убийцы получат наказание. И если те его избегают, душа остается жить, надеясь, что вот-вот придет некто, кто разгадает тайный загвор. Ты не знаешь, мальчик, но мир живых полон призраков. Призраков, которые пытаются попасть на тот свет, но у них ничего не выходит. Двести лет назад меня неоправданно убили из-за Леди Элизабет, и я не могу успокоиться, пока мое имя не будет очищено от клеветы.
Герцог замолчал и посмотрел на свои призрачные руки. Потом он ухмыльнулся и перевел грозный взгляд на меня.
– Ты ведь понял, как ее спасти? – спросил Аластор. – Ты должен ее спасти, понимаешь? Ее и меня.
– Да, мой друг перевел ваше письмо. Мы сейчас же отправимся на поиски яда, – сказал я, чувствуя, как от холода застывают ноги. Аластор напоминал не айсберг, он был настоящей Антарктидой вместе взятой.
– Это хорошо, – задумчиво произнес Аластор и погладил бороду, которая обрамляла его острые скулы.
– Можно задать вам вопрос? – осторожно спросил я. Аластор кивнул головой, и я продолжил: – Почему вы не встретились со своим сыном и не рассказали ему про яд? Почему написали письмо, но не сделали так, чтобы он его прочел? Тогда бы Элизабет удалось спасти уже тогда!
– За ним следили. Я почти каждый день сидел возле реки и ждал Питера. Я знал, что он гуляет и не проводит все свое время рядом с Элизабет. Но когда он появлялся, я видел, как за ним следуют два стражника. Они следили за сыном по приказу Графа. Кажется, Питер об этом даже не знал. Он слишком сильно был убит горем и превратился в куклу, которой легко управлять – он ничего не чувствовал и ничего не замечал. Проклятие Элизабет сильно сказалось на нем. А Графу это было на руку – он знал, что я пытаюсь найти Руну, чтобы выведать у нее противоядие. Если бы после этого я встретился с сыном и все ему рассказал, Томасу пришел бы конец во всех смыслах. Уж я бы об этом позаботился. Но Граф не мог этого позволить, поэтому и держал моего сына у себя как собачку на привязи. Уверен, он его ненавидел, но вместе с тем не мог выгнать. Подонок!
Аластор замолчал и с силой сжал руки в кулаки. Уверен, если бы у него были вены, они бы непременно раздулись от гнева, который переполнял призрака до краев. Герцог казался очень разъяренным, хотя прошло больше двухсот лет с тех трагичных событий. Его эмоции были свежи, как если бы все случилось несколько дней назад.