«Мне уже приходилось видеть Рубена разъяренным при других обстоятельствах. Один раз, когда мы получили известие о страшной гибели двух первых жертв тирании — коммунистов Носке Ялоба и Клаудио Брусона. Но еще никогда я не видел Рубена в таком состоянии, как 11 января 1929 года. Впервые в жизни я видел его плачущим. Он любил Мелью как родного брата, и его убийство потрясло Рубена до глубины души. Ненависть и презрение, которые он испытывал к Мачадо еще со времени голодной забастовки Мельи, когда ему пришлось лично встретиться с «ослом с когтями», от которого он требовал освобождения Хулио Антонио, теперь переросли в безудержный гнев. Он говорил, несколько раз вскакивая со своего места и нервно прохаживаясь по тесной комнатке. Необходимо было предпринять важный шаг, чтобы ответить на подлое убийство Мельи, однако обстановка не была благоприятной для широких выступлений масс. Приходилось ограничиваться отдельными протестами и накапливать силы для решительных будущих боев. Манифест Центрального Комитета партии в связи со смертью Мельи, написанный в тот же день Рубеном, на следующий день обошел все заводы и фабрики, а затем тайно из рук в руки передавался на протяжении нескольких недель, неся людям слова поддержки и борьбы». ЦК Компартии Мексики принял решение о расширенном приеме в партию. В ответ на убийство Хулио Антонио Мельи в Мексике с 20 января была объявлена двухнедельная кампания по призыву в партию. Каждый коммунист должен был подготовить к вступлению в партию не менее одного человека.
Почти во всех странах мира МОПР организовал митинги протеста против тирании Мачадо.
Через четыре года
Пароход медленно, как бы ощупью, входил в узкую горловину бухты. У правого борта, навалясь на перила, теснились пассажиры. Перед дебаркадером пароход словно затоптался на месте, забирая носом вправо, натужно заурчали машины, забилась вода между бортом и сваями, и белоснежное тело судна прижалось к почерневшему причалу. На портовой улице толпились люди, их было не менее тысячи, на самом причале тоже было тесно от человеческих тел. Все они ждали этот пароход из Мексики.
Опустился, поскрипывая, трап и глухо ударился о дощатый настил. Первыми на него ступили таможенники и какие-то типы, сильно смахивавшие на переодетых шпиков. Несколько человек из встречающих пытались проникнуть на судно, но были оттеснены полицейскими. Однако одному из них, невысокому, юркому, уже немолодому мужчине, удалось прорваться сквозь заслон, и он затерялся в пароходной сутолоке. Наконец таможенные формальности окончены, и застучали по трапу пассажиры первого класса. Эти не беспокоили переодетых шпиков. В особенности эта американка с большой сумкой в руке.
— Сеньора, осторожней, разрешите вам помочь. Вот сюда, сеньора, пожалуйста, сеньора… Сержант, проводите сеньору до такси.
— Не беспокойтесь, — мило улыбается дама.
— Сеньора, это наш долг, и мы рады приветствовать вас на кубинской земле…
«Рады приветствовать на кубинской земле…»
Если бы тот полицейский капитан знал, почему так тяжела сумка этой дамы! Но не будет же он проверять подданную Соединенных Штатов. Вот свои, это другое дело, от них всегда жди подвоха.
Капитан что-то шепнул рядом стоящему офицеру, а тот, в свою очередь, подал знак полицейским. Показались те, кого ждали люди на портовой улице. Их было шесть. Улыбаясь и приветливо помахивая руками, они сходили на берег. И вот уже они идут в тесном кругу товарищей и друзей. На улице их приветствовали аплодисментами и возгласами. Эти люди были счастливы — они вернулись на родину, выполнив поручение партии и своих товарищей. Полицейским не оставалось ничего иного, как наблюдать за происходящим. На большее они не решались.
Это произошло 25 сентября 1933 года.
Когда в 1929 году Мачадо вступил во второй срок правления, это вызвало глухое недовольство не только народных масс. В стране накалялась обстановка. 20 марта 1930 года вспыхнула общенациональная забастовка. Хотя она и была подавлена силой оружия, но она открыла всем глаза на то, что «непоколебимый» режим вполне уязвим.
Два последующих года прошли в бурной политической борьбе. Президент Соединенных Штатов Гувер доверял Мачадо и полностью его поддерживал, поэтому оппозиция, которая начала выступать против «кооперированных» партий, не решалась на активные действия. Но в 1933 году президентом Соединенных Штатов стал Франклин Рузвельт, который понял, что положение на Кубе чревато опасными последствиями для американского капитала. Весною того же года он посылает на Кубу нового посла, своего личного представителя Сэмнера Уэллеса. Для того чтобы покончить с политической и экономической неразберихой на Кубе, Уэллес стал посредником между Мачадо и политическими силами страны, входящими в конгресс. Это ничего не дало, и вновь вспыхнули забастовки. Одна из них, 7 августа, так напугала личного представителя президента, что он немедленно потребовал от Мачадо ухода в отставку, но генерал заупрямился и даже пытался натравить конгресс на посла. 9 августа забастовка достигла своего апогея, и Уэллес срочно запросил у Вашингтона два боевых корабля с морской пехотой (старый, испытанный прием!). Но ночью 11-го, напуганный размахом народного гнева и тем, что часть армии вышла из повиновения, Мачадо бежал с Кубы. После консультаций с американским послом президентом страны был назначен Карлос Мануэль де Сеспедес, который просидел в «руководящем» кресле до 5 сентября. В ночь на 5-е группа военных, поддержанная ведущими партиями, произвела так называемый сержантский переворот, который возглавил сержант-стенографист из генерального штаба Фульхенсио Батиста. Это был дебют человека, который через 20 лет станет президентом по образцу и подобию Херардо Мачадо. Было создано правительство «Пяти» (так называемая Пентаркия). Но не прошло и недели, как одному из «Пяти», профессору Гаванского университета Району Грау Сан-Мартину, поручили сформировать новое правительство.