- Надеюсь, вы его получите.
- Но оно-то меня как раз меньше всего интересует. И тут я буду стоять до конца. На этой истории я хочу заработать деньги, много денег. Деньги могут утешить, и даже очень неплохо, вы не находите? Спрашиваю об этом вас, потому что именно от вас собираюсь получить их. Похоже, ваши шефы не скупятся на расходы.
Аликино терпеливо вздохнул.
- Вы знакомы с моими шефами?
- Вам нравится смеяться надо мной?
- Даже я их не знаю, не беспокойтесь. Полагаю, приятель, что у вас очень смутное, чисто литературное представление о профессии, которую вы задумали избрать для себя. Не обольщайтесь: на расходы скупятся все.
- Это ваши проблемы. - Он достал откуда-то небольшой магнитофон и положил его на стол. - Человек, убивший комиссара Пульези и заставивший его навсегда замолчать, - а я не сомневаюсь, что это сделали вы, Адонис, - не сумел завладеть этой пленкой. А я сумел.
Он, несомненно, был прав. Адонис не смог отыскать пленку, хотя и перевернул вверх дном обе квартиры комиссара, а шпион-дилетант, действуя самостоятельно, смог. Он проделал отличную работу, ничего не скажешь. Он действительно заслуживал лучшей участи и лучшего будущего, которое принесло бы ему удовлетворение.
Насмешливая улыбка появилась на худом лице Дарио.
- Пульези уже давно пользовался моими техническими знаниями, это он-то, маньяк во всем, что касается звукозаписи. Теперь могу это сказать - он любил записывать свои, ну... словом, совокупления. Записи, которые казались ему наиболее удачными, он передавал мне, а я обрабатывал их, ну да, делал еще более эротическими. Обогащал звук, добавляя фоном некоторые акустические эффекты. Понимаете, о чем идет речь?
Аликино утвердительно кивнул.
- Последнее задание, какое я выполнил для Пульези, было совсем иного рода. Я прочистил шесть пленок, записанных на английском языке. Они были в жалком состоянии - грязные, спутанные, со множеством всяких шумов.
- Вы знаете английский?
- В совершенстве. Я не хвастаюсь.
- Вы помните, когда получили этот материал от Пульези?
- Семнадцатого октября. Хорошо помню, потому что семнадцатое - это число, которое я не люблю. Пульези очень спешил. Все записи - и оригиналы, и свою работу - я вернул ему двадцатого.
- Полагаю, вы оставили копию себе?
- Даже не подумал. Я работаю честно.
- Понял. Значит, между двадцатым и двадцать третьим, днем своей смерти, Пульези выбрал с прочищенных пленок то, что ему казалось полезным, скажем так, интересным, и переписал все это на одну кассету. На ту самую, что сейчас в этом магнитофоне. - Аликино указал на небольшой магнитофон, лежавший на столе. - А как вы ее нашли?
- Мне ничего не стоит рассказать об этом. Я даже хотел бы объяснить. Мне удалось это сделать, потому что хорошо знаю Пульези. Эта кассета была в Гроттаферрате.
- В доме жены?
Дарио, все с большей гордостью демонстрируя собственную сметливость, хитро покачал головой:
- Он никогда не стал бы прятать ее там. Особенно ценные записи он всегда оставлял у очередной любовницы. Наверное, потому, что записи служили ему для любовных утех. Последняя его любовница, я это знал, - школьная сторожиха в Гроттаферрате. Вот я и направился искать кассету в доме этой женщины...
- После того как в воскресенье прочитали мое объявление.
- Да, я действовал наверняка. Днем, когда женщины не было дома. И нашел.
- И последний вопрос. Прежде чем продемонстрируете мне качество товара, я хочу сказать - прежде чем дадите послушать кассету. Пульези поддерживал с вами связь через объявления в газете?
- Конечно. Старый, но забавный способ.
- Пульези платил вам?
- Больше обещал. Говорил, что в подходящий момент порекомендует меня одному своему знакомому из итальянской разведки.
Он включил магнитофон.
Содержание, возможно, представляло интерес. Но Аликино сказал, что пришел не для того, чтобы оценивать его.
Пульези - на пленке звучал его голос - расхваливал замысел операции "Кастрировать шакала" и, словно прожженный торгаш, навязывал предлагаемый товар. Потом подробно перечислял ряд компьютерных данных. В конце запись приобретала прямо-таки пророческое звучание: комиссар говорил, что его жизнь под угрозой, что больше всего он опасается некоего Адониса, человека, который уже убрал Давида Каресяна и который не остановится перед новым убийством.
Запись подошла к концу, и магнитофон, щелкнув, остановился. Дарио сел, положив на столик коробку из-под обуви.
- Кассеты тут. И оригинальные пленки, и пробные перезаписи. - Он вынул кассету из магнитофона и уложил в коробку. - Сколько все это может стоить, в долларах?
- Не знаю. Все зависит и от того, сколько стою я.
- А вы, как полагаете, сколько стоите?
- Немного.
- Не скромничайте. - Дарио явно было приятно, что опасный Адонис сбавляет себе цену. - Послушайте внимательно. Если порекомендуете меня кому-нибудь из ваших шефов, я просто подарю вам эту коробку.
Аликино и бровью не повел. Он предоставил собеседнику напряженно выискивать признаки положительного ответа, которого, разумеется, не могло быть.
- Мне кажется, это разумное предложение, нет?
- Несомненно. Но я не могу принять его. Я не уполномочен рекомендовать вас кому бы то ни было.
Дарио в гневе стукнул кулаком по столу и вскочил:
- Вы только притворяетесь бесстрастным, уверенным в себе человеком! Но это игра, и она вам дорого будет стоить, очень дорого!
- Успокойтесь, приятель. Не надо так шуметь.
- Я понял. Никаких денег и никакого обмена услугами. Просто задумали пришить меня, но вы ошибаетесь в своих расчетах. - Он опять опустился на стул и некоторое время молчал, потом снова заговорил: - Запись - моя специальность. Знайте же, что я переписал это на другую кассету и отдал ее в надежные руки.
- Думаю, я поступил бы так же, если б умел обращаться с этим устройством. Поверьте, мне даже проигрыватель не всегда удается включить. И я никогда не пользуюсь фотоаппаратом, даже таким, который все делает сам.
Ученик-шпион бросил на Аликино тревожный взгляд и слегка покраснел.
- Копия кассеты у Леды. Не обольщайтесь. Я ведь уже сказал вам - моя жена способнее меня.