У Баруха вообще появилось желание побывать в Минске. То, что р. Ицхак-Шаул мог рассказать ему об известных и неизвестных ученых и цадиким Минска, очаровало Баруха.
Однако именно потому, что он мог черпать столько данных от зятя добромысльского кузнеца, р. Ицхак-Шаула, не мог Барух оторваться от него, и он оставался в этом городке и дальше, чтобы продолжить свои беседы с молодым хассидом. У р. Ицхак-Шаула были для Баруха редкие рассказы; он мог также передать Баруху «Торы» (лекции в области Торы) Баал-Шем-Това и других великих хассидим.
У Баруха начала уже иссякать та малая толика денег, которую он сэкономил от своих заработков на различных работах, и, таким образом, ему пришлось уже начинать думать о подыскании себе новых источников заработка. Он начал задумываться уже и над своим будущим. Именно потому, что он решил держаться своего особого пути, — жить собственным трудом, зарабатывать на жизнь «в поте лица своего», он хотел быть уверен, что никогда не отступится и не будет вынужден прибегать к чьей-либо помощи, даже к помощи ближайших роаных. Свое предстоящее посещение Минска он долго обдумывал. Что-то его все же тянуло к деду. Но и в этом случае ему не хотелось, будучи в Минске, кушать за столом даже своего деда, и именно потому, что тот богат и охотно содержал бы своего внука.
Чтобы отправиться в Минск, ему нужно было обеспечить себя заранее не только дорожными расходами, но и средствами для удовлетворения своих потребностей в самом городе.
На худой конец мог Барух заработать себе на дорогу в любом месте, даже в самом Добромысле или в другом местечке, выполняя любую работу, — он не был в этой части переборчив. Он мог это делать и постепенно, останавливаясь в разных местах по пути в Минск. Но это потребовало бы много времени. Не легко ему было зарабатывать на жизнь и одновременно откладывать достаточно денег на будущее. Баруха не беспокоили тяжелые работы. Но он не хотел отдавать работе слишком много времени. Тогда не осталось бы у него достаточно времени на изучение Торы и на служение Творцу, как ему хотелось бы. Он всегда обуславливал с работодателями, что отдаст работе только определенные часы днем или ночью. Остальное время он должен быть свободен от работы. За работу в таких условиях платили, понятно, мало. Часто приходилось Баруху выполнять значительно более тяжелые работы, чем обычно, и за нее получать значительно меньшую плату, чем она заслуживала на самом деле.
Делая эти свои расчеты, — а Барух всегда жил с расчетом и по определенному плану, — он одновременно встречался каждый день с р. Ицхак-Шаулом и вел с ним длительные беседы. Р. Ицхак-Шаул весьма охотно дружил с Барухом, потому что он был в Добромысле почти единственным человеком, прислушивавшимся с большим интересом к его рассказам о нистарах и хассидим. Барух был подобен человеку, изнывающему от жажды и не могущему ее утолить. Хассидут зажгла его фантазию, но он не мог еще рассматривать себя хассидом, пока он это учение не изучил еще основательно. Он должен был получить от р. Ицхак-Шаула возможно больше данных об этом учении.
Поэтому выслушал Барух с большим интересом новый рассказ р. Ицхак-Шаула, в котором повествуется о раввине и раввинше родного местечка рассказчика Горки и их связи с городом Минском. Это был рассказ, пленивший сердце Баруха.
116. МИНСКИЙ БАНЩИК И ЕГО СЫН
Местечко Горки. — Эпидемия в местечке. — Местечковые «мать» и «бабушка». — Минский банщик.
Горки — это маленькое местечко. Еврейская община в местечке насчитывала всего около 80 семей. Но это маленькое местечко сыграло весьма значительную роль в истории нистарим и каббалистов, а позже и в истории хассидизма.
Евреи в Горках отличались своей религиозностью. Большое число евреев этого местечка было крупными талмудистами. Даже ремесленники местечка были людьми учеными. Говорили обычно, что в Горках не то, что ученые люди занимаются ремеслами, а наоборот — ремесленники являются учеными. Даже самые простые из простых евреев Горок не были совсем малограмотными. Залман-шкуродер, Цадок-Элья — мясник и Авраам-Иосе и Моше-Аарон — возницы, — даже они были в состоянии заглядывать в книгу. В набожности они не уступали крупнейшим ученым. В том, что Горки были такими, — местечком ученых и набожных евреев, — была заслуга в основном местечкового раввина р. Нахман-Ицхака и его жены, праведницы Сарра-Ривки.