В этом примечательном поселении проживали два меламеда для обучения детей каббалистов-хлебопашцев. Один из них, р. Нафтали, был начальным учителем, а другой. Р. Шим'он, обучал старших детей Гемаре. Был там также старик р. Яаков Копель, который преподавал взрослым юношам. Все трое были также членами кружка каббалистов и последователями Баал-Шема из Замоща. Эти меламедим завели порядок не обучать каббале учеников, не достигших восемнадцати лет. Однако дух каббалы чувствовался в их занятиях с учениками еще задолго до достижения учащимися восемнадцатилетнего возраста. Это выражалось не только в легендах, которые учителя рассказывали своим ученикам, но и в возвышенных наклонностях, которые они укореняли в них.
Даже меламед, обучавший малюток, старался внедрять в сознание маленьких учеников с самого начала при обучении их алфавиту, что сами буквы еврейского языка обладают особой святостью.
— «Святые овечки» мои, — говорил р. Нафтали деткам, — вы учите алеф-бейт, вот эти святые буквы, которыми Владыка мира создал вселенную и при посредстве которых Всевышний дал Своему народу Израилю Свою Тору через Своего слугу Моше-рабену.
Р. Шим'он, обучавший Гемаре, рассказывал своим ученикам, что в то время, когда передают нечто новое, найденное кем-либо в толковании Торы, и при этом вспоминают автора этих новинок, уста этого новатора, даже если он давно уже на том свете, свете истины, начинают шевелиться в могиле и его душа тает от удовольствия в раю. Тогда он благословит тех, которые изучают Тору. Вот почему, говорил р. Шим'он ученикам, наши Хазал учат, что, когда передают от имени кого-либо Тору, то автор этой Торы как бы находится среди нас в это время. Таннаим и амораим, которых мы цитируем при изучении Торы, находятся все с нами. Поэтому мы обязаны оказывать им почет, смешанный с благоговейным трепетом.
Вот в этом поселении Эрец Ахаим и родился р. Кадиш. Его отец р. Давид считался старшим среди других каббалистов поселения. Его считали великим ученым как в нигле, так и в нистар.
Р. Давид был человеком духа, но холодным и расчетливым. Его никогда ничто не волновало. Он был участником случившегося у кого-либо радостного или печального события только потому, что так предписывает Тора, а не потому, что он этому сочувствует. Радость или горе другого человека его самого не трогали. Он не умел смеяться, так же, как не умел плакать. Его ничто не трогало. Он был сух, как череп. Р. Давид в своем поведении придерживался хороших правил, указанных в святых книгах, правил, которым учил здравый смысл и не требовавших проявления чувств. Он жил по указаниям Торы, но без хотя бы чуточки теплоты. Он был печален в день Тиш'а беАв и весел в день Симхат-То-ры, но только потому, что так требовалось и так было указано. Больше того, — он во все это вкладывал все возвышенные мысли каббалы, но внутренне и внешне он оставался холоден.
Сын р. Давида, Кадиш, с самого детства проявил большие способности. Его мать, Цивья, очень его нежила, ибо он был ее единственным сыном. Ребенок отличался от своего отца. Он скорее был похож на мать, веселую и добросердечную. Но при виде отца, сдержанного, холодного и хмурого, становился Кадиш тоже таким, возможно, — против своей воли, противно своему характеру. Его воспитание не отличалось от воспитания других детей поселения Эрец Ахаим. Он учился сначала у р. Нафтали, затем его передали р. Шим'ону для изучения Гемары, и наконец он поступил к р. Яакову Копелю, у которого он очень отличился в учебе.
Когда отец умер, не было еще Кадишу и шестнадцати лет. Его мать, вдова Цивья, решила тогда оставить поселение и поселиться в Познани, имея при этом в виду главным образом благо сына. Она хотела, чтобы он учился в ешиве и находился среди талмудистов, которыми отличался город Познань. Особенно хотела она, чтобы Кадиш находился под наблюдением р. Баруха-Батлана, брата ее умершего мужа. Она имела в виду продать свой участок земли в поселении Эрец Ахаим, оставленный ей мужем, и на вырученные деньги устроиться в Познани, — открыть лавчонку, которая могла бы обеспечить жизнь ее и ее единственного сына. Но руководители поселения были против этого. Они заявили, что это противоречит их уставу, принятому ими при самом основании поселения. Согласно этому уставу, обязаны были все жители поселения учить и молиться за упокой души умершего поселянина вместе со справляющими по нем траур родными. Это должно было продолжаться по крайней мере весь год траура. Вдова и сирота не хотели нарушить установленные правила и остались на месте. В комнате р. Давида организовали миньян, молились и учили в соответствии с уставом поселения.