Юноши в синагоге были перепуганы насмерть, но никто уже не задавал старику вопросов. Они выполнили все просьбы старика.
Прошел час, и явилось несколько человек из «Святого братства». Р. Ошер-Ионатан вытянулся на скамье и попросил, чтобы ему подали мешок, в котором он хранил свои вещи. Он сам вынул из мешка готовый саван и подал его одному из членов «Святого братства». Затем он вновь сунул руку в мешок и вынул оттуда сверток; он его развязал и достал три золотые монеты.
— Это отдай старосте «Святого братства», — сказал он, — пусть это будет платой за мою могилу и на расходы по похоронам. Могилу, продолжал он, выройте у ограды на северной стороне кладбища. Там земля скалистая и трудно рыть могилу. Поэтому земля там дешевле, и моя могила обойдется не так дорого. Я хочу лежать отдельно, сказал он, не могу переносить запах мертвецов… Остальную часть моих денег раздайте на цедака.
Р. Ошер-Ионатан сложил свою одежду и попросил отослать ее его родным в Прагу. Он просил также напомнить р. Исраель-Хаиму и его жене их обещание назвать будущего их сына его именем.
Затем он попросил прощение у всех евреев Познани и, благословляя всех, выразил желание, чтобы сразу же после кончины обмыли его заготовленной им водой и в тот же день похоронили. После этого он громко прочел «Шема Исраель, ашем элокейну, ашем эхад» и испустил дух с легкой улыбкой на устах.
123. ВУНДЕРКИНД
Имя по цадику. — Вундеркинд. — Радость родителей.
Известие о том, что р. Ошер-Ионатан скончался и рассказ о том, как это произошло, — что он сам сделал все приготовления к своей кончине и в точности наказал, как его хоронить, — молниеносно обошли Познань.
Теперь никто уже не утверждал, что старик был умалишенным, упаси Б-же! Все были уже убеждены, что имели дело со скрытым цадиком, не пожелавшим пользоваться ничьими услугами и даже, чтобы его чтили за его праведность.
Поскольку он наказал, чтобы его похоронили в тот же день без промедления, знал весь город, что похороны состоятся сразу же, и никому не хотелось пропустить возможность присутствовать на похоронах такого цадика. Лавочники тут же начали закрывать свои лавки, а ремесленники прекратили работу. Меламеды распустили школьников. Женщины отложили все домашние работы в сторону. Стар и млад потянулись к синагоге, в которой скончался старый цадик.
Наказ р. Ошер-Ионатана перед кончиной напомнить р. Исраель-Хаиму и его жене об условии, которое он им поставил, освежил в памяти всех заявление старика на кладбище во время похорон пятилетнего сыночка р. Исраель-Хаима, Сиадхелы, что супруги будут благословлены другим сыном, который будет жить долго, при условии, что они назовут сына его именем — Ошер-Ионатаном. Многие уже забыли об этом или просто махнули на это рукой, как на слова человека, который не в своем уме.
Это еще больше наэлектризовало познаньскую общину. Такому уважаемому усопшему нужно было отдать должный почет. То, что не было сделано при его жизни, следовало делать теперь после его кончины. Поэтому улицы вокруг синагоги, откуда вынесли покойника, кишели людьми. Похоже было на то, что в городе не осталось и дитяти в колыбели.
Очень опечаленные и в почетном трепете шли провожающие за катафалком. Когда похоронная процессия приблизилась к кладбищу, небо вдруг затянуло тучами. Особо тяжелыми и густыми были тучи на востоке. Показалась радуга, расцвеченная всеми своими красками. Одновременно начало греметь и небо прорезали молнии, слепившие глаза. Громы сотрясали воздух и оглушали.
Народ был потрясен. Грозные явления природы были приняты за примету, указывающую, что на небесах считаются с великим покойником и что это является встречей, устраиваемой покойнику при его переходе из одного мира в другой.
Могилу подготовили в месте, указанном покойным перед смертью. Опустили покойника в могилу и засыпали ее. Наступил момент чтения кадиш по покойнику у свежей могилы. Но кому же читать этот кадиш по цадику, если у него нет ни родных, ни знакомых. Никто из собравшихся не смел выступить и предложить для этого свои услуги.
Вдруг сквозь плотно обступившую могилу толпу протолкнулся «одноглазый столяр», как звали этого еврея в Познани. Настоящего его имени никто не знал, да никто и не интересовался знать это. Его считали в Познани чужаком. Он прибыл в город лет пятнадцать тому назад откуда-то. Поскольку он был одноглазым, — второй глаз его был закрыт, — то его называли «одноглазым столяром», и с тех пор это стало единственным его именем. Никто особо им не интересовался. Он никого не трогал и никто не трогал его.