Пришло время, и весь город услышал об одном из подвигов р. Моше, поразившего всех познаньцев. Это случилось в то время, когда один из высокопоставленных католических священников решил померяться силами с евреями. Этот священник был большим антисемитом. Он держал себя очень вызывающе, потому что он был родственником тогдашнего папы римского. Он вообще имел в виду не столько вредить евреям, сколько поживиться на их счет. Он знал, что стоит только тронуть евреев и показать им, что хотят им вредить, как они тут же ударяются в панику и сразу являются со взятками, чтобы закрыть рты своим врагам. Этот священник знал хорошо, что в познаньской общине имеется наготове специальный фонд для таких случаев, предназначенный, чтобы «подмазать» антисемитов, когда они намереваются вредить евреям. Священник не знал, что с тех пор, как р. Моше стал главой общины, он упразднил этот фонд и употребил его с согласия «семи общественных деятелей города» совсем на другую цель, — обучать еврейских детей ремеслам. Но священника вообще не беспокоило, имеются в фонде средства или отсутствуют; он ожидал, что когда евреев прижмут, то они уж деньги достанут из того или иного источника.
Так или иначе, но как только глава общины узнал, что собираются тучи над головами евреев и что виною этому священник-юдофоб, он сообщил главному католическому духовнику, что еврейская община назначила спецаиальную делегацию во главе с ним, р. Моше, чтобы навестить священников и переговорить с ними. Р. Моше просил назначить время для приема делегации и беседы с нею. К этому времени уже стало известно, что священники не только намереваются выступить против евреев, но что у них уже имеется очередной вымысел для готового уже обвинения.
Уже одно обращение р. Моше к священникам с письменным требованием принять еврейскую делегацию было совершенно беспрецедентным и указывало на нечто новое в отношениях между евреями и католическим духовенством, что поразило священников. Если бы это случилось раньше, то перво-наперво от евреев попало бы священникам что-нибудь на руки. И это было бы сделано тихо, без шума, лишь бы закрыть рты юдофобам.
А тут получилось нечто бесподобное. Поступило формальное письмо от главы общины, — письмо, написанное на отличном польском языке, — с требованием принять еврейскую делегацию, как будто речь идет о какой-то сделке с евреями или о разборе претензии с их стороны. Но глава духовенства посоветовал своим приближенным сделать вид, что ничего особенного не случилось, удовлетворить просьбу главы общины и назначить время для появления делегации перед священниками. И уж если принимать еврейскую делегацию, то делать это с должной помпой — в ближайшем дворце около старого кафедрала в присутствии многочисленных священников и приглашенных гостей из высокопоставленной церковной аристократии. Во-первых, евреям следовало видеть, что им есть перед кем держать себя респектабельно, а затем желала церковь вообще показать свой блеск, как и свою милость, соблаговолив выслушать даже «низких» евреев. Когда наступил день и час приема еврейской делегации, явился во дворец глава общины р. Моше с двумя другими членами правления общины. Их приняли с почетом, показав этим, что даже с евреями священники обходятся якобы вежливо и корректно.
Еврейских представителей усадили на почетные места, после чего один из священников-распорядителей обратился к присутствующим со словами:
— Вам, конечно, знаком великий грех, совершенный евреями против нашей веры. Изображение Христа было сорвано с креста в центре города и швырнуто в кучу мусора. Такое скандальное дело не имело еще места в нашем городе. Этого нельзя и не должно простить.
На это обвинение ответил р. Моше следующим образом:
— Мы, конечно, слышали о случившемся с одним из крестов. Христианская святыня была действительно повреждена и брошена в мусор. Но никто из нас не знает и не доказал, что это совершено евреем. Мы поэтому и явились сюда, чтобы узнать, на каком основании распустили антисемиты слух, что это сделали евреи, в то время как всем известно, что евреи остерегаются осквернять святыни других религий.
Р. Моше говорил ясно, твердо и уверенно. Таких речей никогда еще не слышали юдофобы от еврея. Их поразила также беглость, с которой р. Моше говорил с ними на их собственном языке. Р. Моше был не просто евреем, а таким, который производит своей речью глубокое впечатление! В течение нескольких минут сидели священники и гости безмолвные, как бы пораженные громом. Взоры всех были обращены к р. Моше.