Жених Биньямин выступил с научным докладом — «пилпулом» — и все приглашенные, среди которых были крупнейшие талмудисты Познани, пришли в неописуемый восторг от остроты его суждений и большой эрудиции. Все обсуждали затронутые в докладе вопросы, и каждый на свой лад продемонстрировал свою собственную ученость. Р. Барух-Батлан, р. Аарон меламед и р. Моше, глава общины, — все показали свои знания в Торе. Единственный человек, не открывший рта, был посланец Баал-Шема. По его внешности можно было судить, что он вообще не ахти какой ученый, и по тому, как он сидел молча, в то время, как другие вокруг него спорили на ученые темы, можно было предположить, что он попросту не в состоянии был охватить всю глубину научного материала, достигшего его ушей.
Р. Моше, который расходился во мнениях со своим сватом р. Барухом в части изучения каббалы и, следовательно, не очень-то ценил Баал-Шема из Замоща, больше чем кто либо другой не спускал глаз с сидевшего за столом пбсланца Баал-Шема. Он совершенно не в состоянии был понять, как это его сват р. Барух мог быть так увлечен Баал-Шемом, что выполняет все его указания в части женитьбы детей и так «цацкается» его посланцем, который является по всем признакам совсем простым евреем. Р. Моше был уверен, что если р. Барух породнился с р. Аароном-меламедом, то это совершилось только по требованию Баал-Шема. А если это так, то с ним, р. Моше, он тоже породнился, надо полагать, только потому, что так повелел Баал-Шем из Замоща.
— Но ведь я противник Баал-Шема? — спрашивал себя р. Моше. — Почему же пожелал Баал-Шем, чтобы дочь р. Баруха стала женой именно моего сына?
Найти ответ на этот вопрос р. Моше не удалось в этот момент. За столом произошли вещи, привлекшие всеобщее внимание.
Когда дело дошло до потрапезной молитвы, пододвинул р. Барух бокал вина к своему свату р. Аарону-меламеду и почтил его, приглашая произнести полагающееся благословение. Р. Аарон встал и сказал:
— Работай! По правде говоря, я ведь не что иное, как стенная поросль. У меня не хватило бы смелости подумать даже о том, чтобы я мог породниться с ливанским дубом, иметь зятем иллуя, сына гаона и богача, очень знатного р. Баруха, потомка цадиков и святых. Весьма вероятно, что и р. Баруху не пришло бы в голову породниться с таким бедняком из бедняков и ничтожеством из ничтожеств, каким являюсь я, Аарон-меламед. Но что же? Наш святой ребе и наставник р. Иоел Баал-Шем из Замоща наказал Аарону породниться с р. Барухом, а р. Баруху наказал породниться с Аароном-меламедом. Слова же нашего святого ребе — это святое святых для нас, его последователей, и мы оба выполняем его волю.
— Святой ребе наш, — продолжал р. Аарон, — имеет здесь своего посланца, а посланец представляет того, кто его послал. Поэтому я хочу, с разрешения свата р. Баруха, передать этот бокал вина посланцу Баал-Шема и почтить его произнесением благословения.
Р. Барух исполнил желание р. Аарона и почтил произнесением благословения посланца Баал-Шема. Теперь взоры всех гостей обратились на еврея, сидевшего за столом в качестве представителя Баал-Шема. Звали его р. Иеуда-Зуся.
Р. Иеуда-Зуся был заметно смущен.
— Я не привык произносить благословения в большом обществе, — сказал он, и попросил подать ему сиддур. — Я привык молиться и произносить благословения только из сиддура, добавил он.
Одного этого уже было достаточно, чтобы ученые, почтенные гости за столом, не привыкшие к таким вещам, переглянулись с выражением удивления.
А вслед за тем они еще больше изумились. Р. Иеуда-Зуся начал произносить благословение, заглядывая в сиддур, но его и ври выглядело так, как будто слова благословения произносил полный невежда, не понимающий значения этих слов. Даже сам голос его был голосом огрубелого человека. Такое иври можно слышать от возницы, абсолютного невежды».
Гениальные гости за столом, особенно сват р. Баруха, глава общины р. Моше, опустили головы от стыда. Р. Моше почувствовал, что он должен как-то утешить своего свата р. Баруха, и, перегнувшись к нему, он соболезнующе шепнул ему на ухо, что он, р. Моше, сочувствует ему, что он понимает, как он должен быть огорчен таким унижением, причиненным ему его ребе Баал-Шемом из Замоща, который прислал на его торжество такого невежду, чурбана.
— Не мог разве Ваш ребе прислать кого нибудь другого, который не испортил бы нам праздничное настроение? — спросил р. Моше.