Когда р. Авраам излагал темы Торы, его лицо воспламенилось. Оно излучало какой-то невиданный свет. Барух вспомнил своего отца во время изложения им перед Барухом таких тем. Лицо отца также пламенело тогда и светилось подобно лицу р. Авраама. Это сразу же потянуло Баруха к р. Аврааму. От своего бывшего хозяина ему нечего было больше скрывать. К тому же обещал ему р. Авраам, что его тайну не выдаст до тех пор, пока Барух сам этого не пожелает.
Всю зиму эти двое занимались вместе на протяжении длинных ночей. Это доставляло радость обоим. Что касается Баруха, то для него зима могла длиться хотя бы всю жизнь У него были еще сэкономленные деньги, на которые он мог существовать, и у него был также товарищ и учитель, с кем он мог заниматься. В Лиозне начали готовиться к песаху. Работали «подряды» (мацепекарни), и в местечке стало шумно. Каждый был занят. Меламеды распустили свои хедеры, а талмудисты уже не усердствовали в учебе по-прежнему.
Р. Авраам также был занят приготовлениями к празднику. Он не приходил уже каждый вечер заниматься с Барухом, как до этого.
— Святой йомтов наступает, — сказал р. Авраам Баруху. — До этого я не приглашал тебя к себе домой столоваться у меня. Я хорошо знал, что это будет против твоего желания. Песах же — это нечто другое. В этот праздник нельзя питаться кое-как. Тебе нужно проводить праздник у меня. Ты будешь очень желанным гостем.
Несколько вечеров не видел р. Авраам Баруха. За несколько дней до песаха пришел р. Авраам в синагогу, где находился Барух. Он хотел еще раз напомнить Баруху, что он приглашен к нему на сдарим (пасхальные вечерние трапезы) и на весь праздник. Но Баруха в синагоге уже не было: он исчез. Видимо, ему было трудно принять приглашение р. Авраама и также трудно было ему отказаться от этого приглашения. Поэтому он исчез, не оставив после себя никаких следов.
Р. Авраама это сильно огорчило. А чем он мог помочь? Баруха больше не было перед его глазами.
Что же случилось с Барухом? Он так много наслышался от р. Авраама о гаоне р. Авраам-Зееве из Бешенковича, у которого тот учился, что ему очень захотелось побыть в Бешенковиче и стать учеником этого гаона. В Лиозне он все равно не захотел оставаться дольше. Это был удобный момент пуститься в путь.
Дорога из Лиозны в Бешенкович пролегала через Добромысль, то самое местечко, (или городок), в котором Барух впервые провел значительное время вскоре после того, как он оставил дом своего дяди в Витебске. У Баруха были примечательные вспоминания о Добромысле и о людях, с которыми он там познакомился. Когда Барух побывал первый раз в Добромысле, ему пришлось провести там песах. Теперь ему опять предстояло праздновать песаху того самого человека, который отнесся к нему тогда благожелательно. Когда Барух прибыл впервые в Добромысль, он был всего только четырнадцатилетним мальчиком; он сел за учебу в местной синагоге, уже тогда решив про себя ни в коем случае не прибегать к сторонней помощи. Поэтому ему пришлось попросту терпеть голод. Однажды придвинулся к нему в синагоге еврей, которого Барух приметил и раньше и за которым он наблюдал, когда тот прислушивался к изучаемому за столом «Эйн-Яакову», но он не знал, кто он и как его зовут.
Этот еврей приветствовал Баруха сердечным шолом-алейхемом и сказал ему следующее:
— Меня зовут Элиезер-Реувеном. Я кузнец. У меня кузница на окраине города, на пути в Лиозну. Там же и мой дом. Мне нужен помощник в кузнице. Если у тебя есть охота к такой работе, то я тебя обеспечу едой и питьем, а также ночлегом.
Баруха это очень обрадовало. Это было как раз то, что он хотел. Он был готов выполнять любую тяжелую работу, лишь бы зарабатывать самому на кусок хлеба и не быть вынужденным прибегать к чужой помощи.
Но у него было одно условие, которое он хотел поставить перед Элиезер-Реувеном:
— Платите мне сколько сами хотите, — сказал он, — но только наличными деньгами. Я не хочу кушать за чужим столом и спать в чужих домах. Я целиком полагаюсь на Вашу добросовестность.
Кузнец согласился. Он назначил Баруху определенную плату, и Барух был доволен. Он сразу же пришел в кузницу и выполнял свою работу очень преданно. Весь день он помо* гал кузнецу, а на ночь уходил в синагогу и штудировал Талмуд с большим прилежанием.