Если и были мужчины, которые смотрели на Авремла сверху вниз, а возможно и с улыбкой, за то, что ему приходится прислушиваться к «женскому» Хумашу, то Барух, еще ребенком, чувствовал жалость к этому еврею, который не стеснялся учиться даже у еврейки. Больше того, Барух чувствовал большое уважение к этому простому рыбаку, такому жадному услышать еврейское слово.
Авремл сам ловил рыбу на Двине и сам же продавал ее на базаре потребителям. Непроданную рыбу он доставлял обратно с базара домой и там продавал ее ближайшим соседям. Зная, что его соседи — люди бедные, он свой товар отпускал им за полцены. Совсем бедным людям он раздавал рыбу даром.
Однажды поручил Авремл своим домашним продать оставшуюся после базара рыбу. Они должны были поступать, как и он, — продавать товар по дешевке, а совсем бедным раздавать рыбу даром. Случилось же так, что по ошибке были получены от одного покупателя несколько лишних грошей. На этот раз одним из покупателей был какой-то крестьянин, впервые очутившийся в этом квартале, и его никто не знал.
Когда Авремл появился и узнал, что у кого-то было перебрано несколько грошей, он очень огорчился. Кто же был пострадавший? Он должен был получить обратно то, что он по ошибке переплатил.
Но никто не знал этого покупателя, понесшего убыток. Домашние рыбака не помнили, был ли это один из соседей-евреев, или же это был тот гой, который так неожиданно явился и затем исчез с купленной рыбой.
И вот Авремл пошел по домам своего квартала, спрашивая соседей, сколько они заплатили за купленную рыбу, чтобы найти «обманутого». Но узнать это так и не удалось. По-видимому, пострадал именно незнакомый гой.
Где же разыскать этого гоя, чтобы вернуть ему эти несколько грошей, которые он якобы переплатил? Ведь никто его не знал, не знали, откуда он и куда он девался.
Авремл не мог успокоиться. Он только и делал, что расспрашивал об этом таинственном гое. Но узнать о нем ничего не удалось. Никто его не знал. Тогда пришел Авремл к отцу Баруха, к р. Шнеур-Залману, единственному талмудисту этого квартала.
— Посоветуйте мне, что мне делать, — сказал Авремл с видимой горечью. — Ведь эти деньги — чистый грабеж. Как же я могу воспользоваться ими?
В глазах Авремла стояли слезы. Он растерялся.
— Отдайте эти деньги на благотворительность, — посоветовал ему р. Шнеур-Залман.
— К лицу ли мне это? Ведь тогда я в этой мицве буду иметь соучастником этого гоя. С другой же стороны, — спорил Авремл сам с собой, — если я этого не сделаю, а брошу деньги в реку, я этим совершу проступок, бессмысленно уничтожая ценности. Этого Тора также не дозволяет!
Барух был тогда слишком мал, чтобы он смог запомнить, чем все это кончилось. Но он хорошо помнит, что отец постоянно говорил об этом и выказывал большое уважение к этому простому и столь наивному рыбаку.
У Баруха в памяти осталось сказанное при этом отцом. Он указал на одно место в гемаре (трактак Хулин, 92а), где сказано, что простые люди, называемые «амей-аарец» (люди земли, невежды), могут быть приравнены к листьям виноградной лозы. Как эти листья защищают виноград, так и простые люди охраняют ученых людей, талмудистов. Счастлив тот ученый человек, который обладает наивной простотой и добросердечием простых еврейских людей.
Барух запомнил также беседу, которая происходила между его отцом и Авремлем в одну из суббот в послеобеденный час. Р. Шнеур-Залман начал с тех пор называть рыбака почетным «р. Авремл» и выказывал ему всегда большое уважение.
Поэтому Барух еще в детские годы знал, что ему есть чему учиться у простых евреев и что если ему нужно всегда стремиться к все более глубокому знанию Торы, то в части морали и добросердечности ему нужно учиться у совсем простых людей.
Именно поэтому оставил тогда Барух свой родной Витебск и пустился по свету с твердым решением: как бы высоки ни были его достижения в области знания Торы, ему следует всегда дружить с простыми людьми и даже следовать их примеру, — свой хлеб зарабатывать собственным трудом.