А произошло это событие тогда, когда Барух был в Добромысле во второй раз. Это было накануне праздника песах, когда все евреи очень заняты приготовлениями к святому празднику В Добромысле проживал еврей по имени р. Авраам-Биньямин. Он был грамотным человеком и жил трудом своих рук. Его специальностью была очистка и сортировка шерсти-сырца. Это тяжелая работа, от которой нельзя разбогатеть. Но р Авраам-Биньямин никогда не искал богатства. Он довольствовался малым и был рад тому, что мог зарабатывать на хлеб для своей семьи. А семья у р. Авраам-Бпньямина была весьма большая Во-первых, у него было семеро детей. Затем он содержал отца и мать, а также родителей жены — людей пожилых и беспомощных. Когда приходится кормить столько ртов, то само собой понятно, что на жизнь еле хватает.
Несмотря на тяжелое материальное положение, в котором находился р. Авраам-Биньямин, с трудом добывавший свой кусок хлеба, он все же не привлек к работе старшего сынишку, пятнадцатилетнего парня, а послал его в ешиву изучать Тору. Остальных детей он также посылал к учителям. Всю тяжесть материального обеспечения своей большой семьи взвалил р. Авраам-Биньямин на одного себя.
И все же носивший такую тяжелую ношу бедняк р. Авраам-Биньямин раздавал много цедака (на благотворительные цели). Его дом был всегда открыт для бедного люда, находившего там всегда ночлег и еду.
Во всем Добромысле знали о бедности и одновременно добросердечности р. Авраач-Биньямина. Он никогда не прибегал к чужой помощи. Даже денег взаймы он ни у кого не просил. Если ему иногда не хватало денег, он закладывал последнее, что было в доме. Так что в Добромысле знали уже, что р. Авраам-Биньямин успел уже заложить и продать последние подушки из-под головы. Он продал также субботние подсвечники, и теперь жена его зажигала субботние свечи в подсвечнике, который старший сын вылепил из глины. Жена р. Авраам-Биньямина и все остальные члены семьи не могли наглядеться на этот глиняный подсвечник, на этот шедевр.
Все знали, что главной заботой р Авраам-Биньямина было кормить своих родителей и родителей жены, и уже затем только жену и детей Сам же он был всегда на последнем счете Он не садился за стол, пока не насытит всех остальных.
Несмотря на такую бедность и на тяжелую жизнь вообще, был р. Авраам-Биньямин всегда весел, добродушен и в хорошем настроении. Когда его спрашивали, как он поживает и каковы его дела, он отвечал:
— О чем тут тужить? Мой паренек Шеломо учится в ешиве; Давид-Арье и Хаим-Элияу — в хедере, а малыши учатся понемногу голодать…
Р. Авраам-Биньямин обычно выражался так с поразительным весельем и добродушием, не выказывая при этом ни капли горечи. И добавлял, показывая, что есть у него на кого полагаться:
— У нас великий Б-же на небесах. Уж Он позаботится обо мне, о моих домочадцах и обо всем Израиле.
Р. Авраам-Биньямин часто подшучивал над самим собой. Он говорил, что он очень строго соблюдает закон о «после-праздничных днях» в части поста по понедельникам и четвергам. Это значило, что помимо понедельника и четверга ему приходилось еще поститься по вторникам и пятницам…
И все же все в Добромысле знали, что если есть веселый дом в местечке, то это хибарка р. Авраам-Биньямина. Только проходя мимо этой хибарки в пятницу вечером, можно было получить представление о том, что такое истинная субботная радость. Домишко, в котором жил р. Авраам-Биньямин, находился частично — до окон — в земле. Стены подпирались бревнами, иначе они бы распались. И все же стекла в окнах блестели чистотой. Внутри стены были побелены. Стол был накрыт белой скатертью, и три восковые свечи гордо и весело горели в глиняном подсвечнике. Оба старика и обе старушки, родители хозяев дома, сидели во главе стола, а вокруг них размещались сам р. Авраам-Биньямин, его жена и дети. На столе стояла большая миска с теплой водой вместо традиционного супа. Всем сидящим за столом было роздано по куску хлеба. Ели хлеб и запивали теплой водичкой и при этом с жаром распевали субботние застольные песни, как будто к столу были поданы лучшие праздничные блюда.
Однажды в полдень, когда Барух находился один в синагоге, он услышал вдруг шум и суету. В синагогу ввалились люди. Два-три здоровенных парня внесли полуживого человека с сильно окровавленным лицом. Люди кричали и плакали. Этим окровавленным человеком был не кто иной, как р. Авраам-Биньямин.