Но местные жители привыкли уже к учебе. Без учителя они не могли уже обходиться. Особенно заинтересован в этом был сам Мордехай-мельник. Его сильно огорчила горделивость своего зятя, не пожелавшего иметь дело с деревенскими людьми. Этот, второй зять мельника вообще мало радости доставлял своему тестю. Нравы этого зятя были и помимо того весьма непохвальными, — он был скареден и искал почета.
Тогда созвал Мордехай своих прихожан для совета, и на общем собрании было решено подыскать ученого еврея, который жил бы среди них и не только занимался с прихожанами синагоги, но и смог бы разрешать возникающие религиозные вопросы. Иначе говоря, это еврейское поселение уже чувствовало потребность иметь своего собственного раввина. Мельник обязался выплачивать этому раввину треть жалованья из собственного кармана. Затем поехало несколько человек в Янович с просьбой к раввину обеспечить их таким учителем и раввином. Раввин Яновича остановил свой выбор на некоего р. Бера, уже пожилого человека. Этот р. Бер, вообще говоря, был уж слишком учен для этих деревенских евреев. Он был зятем одного из яновичских состоятельных жителей. В течение ряда лет он находился на полном иждивении своего тестя и занимался повышением своих знаний. За это время он даже тестя сделал талмудистом. Позже, когда тесть умер, стал р. Бер меламедом. Он прославился в Яновиче своей большой эрудицией в Талмуде. Когда он овдовел и дети с почетом содержали его, он оставил учительство и вновь посвятил себя изучению Торы и служению Б-гу. Этот р. Бер всегда предпочитал уединение. Он всегда держался в стороне от других и избегал даже вымолвить лишнее слово. Раввин Яновича чувствовал, что то, что нужно деревенским жителям, будет как раз по сердцу р. Беру. В деревне он сможет больше уединяться, чем в городе.
Р. Бер прибыл на хутор перед слихот. Поскольку жены у него не было, взял его мельник в дом к себе. И мельник и жена его были известны своей гостеприимностью. Зять мельника, Залман-Лейб, сразу увидел, что р. Бер очень учен, и за это самое сразу выказал ему свою неприязнь. Эта неприязнь еще усилилась, когда он увидел, каким почетом окружают р. Бера местные жители и собственный его тесть. Р. Бер сразу же показал, что он знает как быть понятным простым людям. Он учил с ними Хумаш и тому подобные предметы и объяснял все таким образом, что доставлял деревенским людям большое удовольствие. Читал р. Бер этим людям также и небольшие проповеди, побуждая их к покаянию и призывая служить Б-гу. Слушатели были очень внимательны и растроганы.
Это еще больше подняло авторитет р. Бера в глазах жителей деревень, и они его, как говорится, на руках носили. С другой стороны, это усилило ненависть Мельникова зятя к р. Беру; он начал уже просто оскорблять р. Бера и все чаще выказывать ему свою враждебность. Р. Бер же, со своей стороны, не выказывал к зятю мельника ни малейшего недружелюбия. Все оскорбления и презрение со стороны этого заносчивого молодого человека р. Бер принимал смиренно, с большой терпимостью. Другой человек на месте Залман-Лейба уже за одно это проникся бы, вероятно, уважением к этому пожилому ученому еврею. Но не таким был Залман-Лейб. Он не мог переносить нахождение под одной с ним крышей человека, который больше его учен.
Он не мог также переносить то, что р. Бера почитают за раввина. Другими словами, Залман-Лейб ненавидел и простолюдинов, и людей ученых. Его гордость требовала, чтобы он сам был всюду первым и мог одновременно дуться и показывать, что он считает себя выше всех.
Его тесть хорошо знал недостатки своего зятя, и это очень огорчало его. Огорчение это было тем сильнее от того, что его зять так открыто выказывал свое неуважение к р. Беру, проживавшему в его доме.
Неоднократно беседовал об этом Мордехай с р. Бером. Он извинялся перед ним за такое грубое отношение своего зятя к нему. Р. Бер успокаивал его, уверяя, что это мало его трогает. При этом он не преминул напомнить Мордехаю, что в конце концов Залман-Лейб человек ученый, а главное — он еще молод; со временем он найдет дорогу к достойному поведению.
Прошли «грозные дни». Р. Бер не мог больше чувствовать себя покойно в доме Мордехая из-за зятя мельника, Залман-Лейба, и решил выбраться оттуда. Он нанял себе комнату у портного по имени Иосе, престарелого человека, которому было далеко за 70 лет, но жившего еще своим трудом. Он был простым, но благочестивым евреем, постоянно читавшим Теилим во время работы. Цельность натуры и честность этого ремесленника можно было видеть также и в том, что когда он почувствовал, что приближаются последние его дни, он позвал к себе трех своих знакомых и передал им сбереженную им за всю свою жизнь небольшую сумму денег. Он показал им свои саваны, им самим сшитые для себя и своей жены. Деньги эти, сказал он, предназначены на расходы по похоронам. Он не хотел, чтобы кто-либо потратил на похороны его и жены хотя бы одну копейку.