— Гроб, — сказал он, — сделайте мне из досок этого стола, на котором я всю жизнь сидел и шил. Этот стол засвидетельствует, что я никогда не допускал применения на нем шаатнеза, и что у меня никогда не было таких остатков материала, которых я не возвращал бы заказчику.
Этот стол будет также свидетельствовать о том, что я никогда в жизни никого не обижал и никому плохого слова не сказал.
Вот в доме этого портного предстояло р. Беру найти покой. Но его все еще жестоко преследовал зять мельника; он постоянно выискивал его недостатки и издевался над ним.
25. ГОРОДСКИЕ И ДЕРЕВЕНСКИЕ ЕВРЕИ
Типы еврейских поселений. — Мельник, ставший городским жителем, и его зять, который в конце концов пошел по правильному пути.
Евреи поселения, где раввином был р. Бер, были простыми, но честными и бесхитростными людьми. Р. Бер очень их любил. Ему доставляли большую радость его занятия с ними Но зять мельника Залман-Лейб отравлял ему жизнь. Он шипел: р Бер — это «старый неуч», и «проповедник неучей».
В этом поселении жили два старика. Младшим из них был Иосе-портной, у которого р. Бер нанял себе комнату. Второй старик назывался Шломо-шкуродер, по прозвищу — Шломо-сирота. Его называли «сиротой», когда ему было уже за сто лет. Настоящий возраст этого старика определяли по тому, что семидесятилетний Иосе помнил себя еще мальчиком, когда Шломо было уже около сорока лет.
«Сиротой» называли Шломо потому, что в трехлетнем возрасте он остался круглым сиротой и с тех пор воспитывался у своего дяди, мясника. Когда Шломо исполнилось девять лет, привлек его дядя к работе и сделал его шкуродером. К тому времени не было еще в поселении миньяна. Евреи-хуторяне весьма мало знали о еврействе. Что касается Шломо, то он никогда не знал ни единого слова по-еврейски и вырос полным невеждой.
У Шломо не было возможности слушать хотя бы одно еврейское слово, как слушали дети других хуторян. Обычно ездили евреи-хуторяне со своими семьями в расположенные поблизости местечки проводить там «грозные дни». По крайней мере в эти дни хуторяне набирались немного еврейства. Они молились сообща; слушали моления местечкового кантора; слушали также проповеди раввина. Это касалось как взрослых хуторян, так и их детей. Шломо же был сиротой, и дядя оставлял его на время отсутствия его и семьи ходить за скотиной и сторожить дом. Поэтому Шломо почти и не слышал еврейского слова. Но, когда он подрос, он стал очень набожным. Молиться он не умел, этому он не научился уже во всю жизнь. Он научился только говорить «Мойде ани»…, «Шема Исраель…» и еще пару молитв. Он знал благословения «Амоци», «Шеакол» и т д. Позже, когда мельник Мордехай организовал в своем поселении миньян, а затем построил синагогу, приходил Шломо каждое утро в синагогу, одевал талит и тефилин и прислушивался к молитвам других. Он довольствовался тем, что произносил «Амен» и «Барух-у-уварух-Шемо». То же самое было и во время предвечерней и вечерней молитв.
Шломо ничего не ел помимо хлеба и не пил помимо воды, потому что он не знал других благословений на еду кроме «Амоци» и «Шеакол».
Иосе-портной был тоже очень простым человеком. Но он умел уже читать по-еврейски и знал наизусть все молитвы. Он знал наизусть также весь Теилим. Иосе соблюдал много мицвот. Особенно же отличался он своим гостеприимством. А что еще важнее, — он оберегал свой язык. Он ни о ком не хотел говорить плохое. Поэтому он всегда сокращал свою речь и довольствовался возможно меньшим числом произнесенных слов.
Видя благочестивость этих двух стариков, захотел р. Бер уделять им много внимания. Он хотел доставлять им радость, и пользовался для этого своими знаниями, насколько это было им доступно. Вот это и служило Залман-Лейбу поводом высмеивать р. Бера на людях, как если бы р. Бер доказал этим свое собственное невежество.