Теперь же оба эти еврея совершенно изменили свое поведение. Оба оставили свои прежние занятия. Шаул занялся честным трудом, а Яаков-Залман перестал играть для гоим и играл только на еврейских свадьбах. Свое свободное время оба проводили в синагоге.
Поразительной новинкой явился для Баруха мельник Мордехай, который стал лавочником в Яновиче и габаем в синагоге. Этот Мордехай всю жизнь прожил в деревне и с трудом осваивал раньше кусочек агады. Теперь он сидел за столом и слушал урок по Талмуду, принимая активное участие в дискуссиях. Барух видел здесь перед собою еще один яркий пример того, чего можно добиться работой над простыми людьми из народа. Не было больше никакого сомнения, что не путь замкнутого в себе и обособоленного от людей отшельника р. Симха-Зелига был верным путем, а путь, избранный р. Залман-Хаимом, — распространение знаний Торы и проповедь совершения добрых дел в среде простых людей, — вот единственно верный путь, который достоин подражания!
27. ОСМЕЯННЫЙ
Событие в Яновиче, сильно огорчившее Баруха. — Спор с зятем. — Идолопоклонство, и почему нельзя извлекать из него личной выгоды.
Для Баруха последнее посещение Яновича было истинным откровением. Он мог теперь, видеть собственными глазами изменения, происшедшие в людях, а также как эти изменения произошли.
Он мог сравнить системы, класть их на весы и решать, какая из них правильная, какая из них приносит больше пользы людям в их отношениях между собою, а также между ними и Б-гом. Он, естественно, убедился всецело, что верным был путь шамеша р. Залман-Хаима. Этот путь — путь нистара, диктующий посвятить себя целиком делу обучения и повышения морального уровня простых людей из народа, а также посеять семена хорошего поведения в людях образованных, — этот путь 'был более действенным, а потому и более близким собственному сердцу Баруха.
Теперь Барух на свой лад мог поспорить сам с собой. Подобно тому, как при изучении Талмуда ему представлялось живо, что он имеет перед собою таннаим и амораим, воплощенных в плоть и кровь; он как бы выслушивал их споры и дискуссии и при этом вникал и углублялся в каждое их мнение и мысль; точно так же он и теперь взвешивал и измерял про себя различные мнения и течения в еврейской жизни.
Гуляя за городом, чтобы быть ближе к природе, так сильно любимой им с детства, он на околице присел на пень дерева и задумался. В его памяти всплыл интересный спор между ним и его зятем, иллуем и главой витебской ешивы р. Иосеф-Ицхаком. Был солнечный день в начале ниссана. После холодной зимы доставляло большое удовольствие сидеть и греться на солнышке.
В тот день в Витебске Барух возвращался с дневной работы. В городском саду он заметил на одной из скамей своего зятя, греющегося на солнышке. Барух подсел к нему, и между ними произошла интересная беседа, поводом к которой послужило замечание Баруха, что солнышко приносит облегчение больным («шемеш цдоко умарпей бихнофэго»). В этой беседе был обсужден вопрос о допустимости пользования лечебными свойствами солнца, которому поклоняются язычники.
Эта беседа, которая произвела тогда на Баруха большое впечатление проявленным в ней его зятем глубокомыслием, казалась ему теперь малозначительной по сравнению с деятельностью р. Залман-Хаима, которая была связана с реальной жизнью, с повседневной потребностью каждого человека.
Для Баруха находились в контрасте тот ученый мир, представителем которого был его зять, и мир многочисленной, широкой еврейской массы, который представлял примечательный шамеш из Яновича. Барух был целиком убежден, что каким бы удивительным ни был мир, в котором жили его зять и все другие носители духа Торы, все же мало быть замкнутым в своем научном мирке. Следует идти в народ, как это делал шамеш р. Залман-Хаим, и стараться возвысить простых людей до Торы и совершения добрых дел, внося свет в их бедную жизнь.
Во время короткого пребывания Баруха в Яновиче он познакомился с третьим зятем мельника Мордехая, с Авраам-Ицхаком, который целиком находился под влиянием исчезнувшего шамеша. Он посвятил свое время обучению ремесленников, организуя для них занятия по Шулхан-аруху и Мишне.
Барух присматривался к участникам занятий. Это были пожилые люди и юноши, среди них были даже мальчики. Все они находили интерес в этих занятиях. Авраам-Ицхак обладал качествами педагога и умел завлекать слушателей. Больше всего удивило Баруха то, что среди слушателей был также паренек Хаим, сын мучника Шимшона. Барух помнил, каким он был три года тому назад. Этот Хаим был язвой яновичского общества; он был способен на всякие мерзкие проделки. Ему, Баруху, он тоже сильно отравлял жизнь. Одно время Барух был занят переноской мешков с мукой и доставкой их от мучника Шимшона пекарям. Хаим причинял Баруху всякие неприятности, и дело доходило чуть ли не до потасовок. Теперь же этот самый Хаим сидел за столом и наравне со всеми прислушивался к уроку Авраам-Ицхака. Этот преподаватель обладал способностью привлечь слушателей тем, что он им рассказывал легенды из Талмуда и умело их разъяснял.