Все должны были теперь браться за работу отстраивать свои жилища. Лесу вокруг было много. Следовало только пойти в лес, валить деревья, привести бревна в местечко и строить себе новые домишки.
Евреи в Любавиче были тогда трудовыми людьми. Каждый умел держать в руке топор и пилу. Те, у кого не было достаточно средств, чтобы нанимать строителей, делали все сами. И леса кругом гудели от ударов топоров и голосов занятых работой людей. Вскоре начали вывозить из леса бревна, и вот уже на любавичских улицах появились первые новые строения.
Р. Биньямин тоже взялся отстраивать свой домишко. Он был уже не молод. Детей, которые помогли бы ему, у него не было. Пришлось ему нанять людей в помощь себе. В то время как все были заняты стройкой своих жилищ, заметили, что р. Биньямин строит себе что-то уж очень большой дом. Люди недоумевали, что это могло означать? Пожелал ли р. Биньямин построить себе теперь большой просторный дом вместо прежней хибарки? Люди пожимали плечами. Они не осмелились спросить р. Биньямина об этом, а сам р. Биньямин им ничего не говорил.
Но чем дальше подвигалась стройка, тем больше закрадывалось сомнение, действительно ли строит р. Биньямин дом для себя. И вскоре дело прояснилось. Это действительно не было домом для него самого. Это был Б-жий Дом. Р. Биньямин строил синагогу. Только теперь люди поняли, что произошло. В Любавиче совсем забыли, что и синагогу нужно отстроить. Прежде всего обыватели думали о себе, как бы скорее отстроить свои жилища. А о синагоге можно будет побеспокоиться позже, после того, как покончат со своими собственными делами.
По-другому мыслил р. Беньямин. Прежде всего он хотел обеспечить себя и других жителей Любавича молитвенным домом. Теперь все по-новому посмотрели на благочестие р. Биньямина, и построенная им синагога была названа его именем: «Молельня р. Биньямина». Теперь вновь вспомнили о тайных силах р. Биньямина, о которых с таким воодушевлением говорил каббалист р. Бецалел-Ури из Полоцка.
Р. Биньямин пытался отрицать все это.
— Я не каббалист, — возражал он, — я не больше как простой коробейник. Я знаю не больше одной главы из Хумеша.
И как бы для того, чтобы еще больше убедить всех, что он всего-навсего простой человек, неуч, он еще больше начал дружить с ремесленниками в местечке, особенно с сапожником Вольфом, который все еще делал вид, что не знает даже значения читаемых им слов молитв.
На самом же деле, сапожник Вольф был каббалистом и Баал-Шемом, а дружба между ним и р. Биньямином была основана на весьма возвышенных общих целях. Но никто этого не знал и никогда не мог бы дознаться. Они отдавались целиком изучению Торы и служению Б-гу только, когда они находились за пределами местечка, прячась для этого в ближайших лесах, очень удобных для уединения.
Р. Вольф-сапожник был, как и р. Биньямин, бездетным. Во время эпидемии холеры, когда в Любавиче, как и в ближайших деревнях, люди падали, «как мухи», жертвой этого бича оказалась также жена р. Вольфа. Р. Вольф, который в глазах жителей Любавича все еще был не больше как сапожником, женился тогда на вдове, дочери любавичского портного.
С годами р. Биньямин постарел и ослаб. Ноги его отказывались уже служить ему. Он не мог больше пускаться по миру, как он это делал раньше. Он не мог также обходить деревни со своими товарами. Его жена также ослабла на старости Им нужен был кто-нибудь, кто ходил бы за ними и вел бы их хозяйство. Поэтому они впустили к себе еврея, по имени Цви-Арье, с женой, по имени Леа-Брайна, молодую пару, у которых не было еще детей. Цви-Арье зарабатывал на жизнь вращением жернова на ручной мельнице. Он был простым, но Б-гобоязненным человеком, жившим всегда собственным трудом. Принадлежал ли также и этот Цви-Арье к сонму нистаров типа р. Биньямина и р. Вольфа-сапожника, или же р. Биньямин выбрал его своим квартирантом за его скромность и Б-гобоязненность, — точно не известно. Р. Биньямин выбрал эту молодую пару и впустил к себе в дом, чтобы они заботились о нем с женой на старости лет. Больше того, — он их сделал своими наследниками.