Всю ночь отец и сын беседовали на научные темы Торы. Р. Цеви-Арье убедился, что его сын большой талмудист. Давид-Лейб ничего не скрыл от своего отца. Он ему также подробно объяснил, почему он взялся за сапожничество. Он решил жить нистаром и только своим трудом. Рано утром пошли отец и сын молиться и затем вместе пустились в путь. Но Давид-Лейб проводил отца только небольшой отрезок пути. Он не хотел въехать вместе с отцом в город; никто не должен был знать, что они уже виделись в пути. Он просил также отца делать вид, что он не знает о его учености и избранном им скрытном образе жизни.
Даян был встречен витебской общиной с большим почетом. Члены делегации, высланной ему навстречу, проводили его в город. После устроенной ему в городе торжественной встречи, его привели в дом его свата, где собралась вся верхушка города.
После торжественной части встречи с угощением и после прцчтенной р. Цеви-Арьей научной лекции, гости разошлись; остался только р. Цеви-Арье наедине с сыном и сватами. Теперь родители жены Давид-Лейба начали изливать свою душу перед даяном. Их зять, мол, покрыл их позором, став сапожником.
Когда были выслушаны жалобы тестя и тещи Давид-Лейба, наступил уже вечер. Тогда р. Цеви-Арье, который спокойно выслушал их, сказал:
— Ночью нельзя производить суд. Оставим это на утро. И он сел за книгу.
Назавтра опять явились к нему сваты. Они ждали, что он возьмется теперь за сына.
Но даян не дал им разглагольствовать.
— Что вас так расстроило? — спросил он. — Мой сын стал сапожником. Ну, и что же? Сказано, ведь, в Мишне: «Люби труд и не пожелай стать раввином»!
И он начал объяснять им важность труда, приводя доказательства из многих сказаний наших ХаЗаЛ Он привел слова Мидраша-Раба (Берешит): «Труд милее заслуги предков», а также сказанное в Мидраше Танхума: «Труд защитит там, где откажет заслуга предков».
Тесть и теща никак не могли согласиться с этим. Даян мог оправдывать своего сына. Они же не могли примириться с мыслью, что их зятем будет сапожник.
Р. Цеви-Арье пробыл в Витебске пять недель. Сваты больше ему не жаловались. Они знали, что это бесполезно.
Днем занимался Давид-Лейб своим ремеслом, по ночам же он отдавался учебе. Время, проведенное его отцом в Витебске, он использовал для прохождения вместе с ним курса по теософии.
Однажды пришел кто-то к Давид-Лейбе чинить свою обувь. Давид-Лейб признал в нем пришельца, не витебчанина. Он с ним разговорился, и тот сказал, что он житель села Хатинки, что около Калишка.
— Вам следовало бы перебраться к нам в Хатинку, — уговаривал его пришелец, — У нас Вы будете иметь хорошие заработки.
Эта мысль понравилась Давид-Лейбе, и он переговорил об этом с женой.
— Я считаю, что это было бы подходящим делом для нас, — сказал он. — Я буду чувствовать себя там свободным. Никто не будет знать, кто я. Будут считать меня простым сапожником. С другой стороны, твои родители не будут больше страдать из-за меня. Я им больше не буду мозолить глаза.
Жена была с ним согласна.
В Хатинке устроил Давид-Лейб свой верстак и зажил простым сапожником. Никто за ним не следил там, и никому не приходило там в голову, что вот этот сапожник — нистар, что по ночам после работы он усиленно изучает Тору.
В местной синагоге он сидел среди всех малообразованных людей за столом, где им читали Эйн-Яаков и Мидраш, как если бы ничего более серьезного он не мог постигать. Давид-Лейб был доволен такой жизнью. Это именно то, чего он хотел; его желанием было, чтобы никто не считал его чем-то большим, чем он казался.
В то же время Давид-Лейб пристально следил за другими. Если ему самому с таким искусством удавалось скрываться, то он одновременно хотел знать, нет ли в деревне еще такого, как он; нет ли среди его знакомых ни стар а.
Особенно не спускал Давид-Лейб глаз со странников, ища среди них нистаров. Они ведь так и вели себя, — они появлялись в деревнях и заброшенных еврейских местечках, именно там, где евреи были самые отсталые и огрубелые, и там они пытались на свой лад воздействовать на каждого такого еврея, возвысить его до совершения добрых дел и пробудить в нем желание изучать Тору, каждый по своим возможностям и способностям.
Давид-Лейб хотел узнать этих странствующих нистаров, чтобы позаботиться о них, а также, чтобы изучить их тайные пути поведения. Поэтому он превратил свой дом в своеобразный приют для странников и присматривался к каждому страннику, не ни стар ли он.
Если только ему удавалось уловить от кого-либо хотя бы единое слово, указывавшее на скрытую глубокую мысль или ученость, он от того человека уже не отставал. Он забрасывал его вопросами до тех пор, пока тот вынужден был открыться ему.