Поскольку нам был отлично известен английский генеральный консул Кейбл, надо полагать, что и швейцарцы знали, кто он. Однако Швейцария сквозь пальцы смотрела на его деятельность, и мы соответственно могли рассчитывать на такую же молчаливую терпимость по отношению к нашему резиденту. В этом смысле, применяя профессиональный жаргон, его можно было назвать «легальным резидентом», который вел свою работу, прикрываясь для виду дипломатическим или другим постом, гарантировавшим ему относительную безопасность, тогда как офицер разведки, бывший просто резидентом в чужой стране, работал и руководил агентурой, не имея дипломатического иммунитета и пользуясь лишь обычным гражданским прикрытием.
Мой реферат не только осуществлял руководство и оказывал помощь нашему главному уполномоченному и его персоналу в решении как служебных, так и личных вопросов, но и непосредственно завязывал отдельные связи, вводил их в действие и руководил ими. В этой работе принимали некоторое участие периферийные точки аппарата СД, прежде всего в Южной и Западной Германии. В таких случаях мы осуществляли профессиональный с точки зрения разведки контроль и руководство этими акциями.
Для передачи в Центр из-за рубежа, в данном случае из Швейцарии, добытых сведений резидент мог использовать дипломатическую курьерскую почту, а в экстренных случаях устанавливать с нами прямую радиосвязь. Конечно, это противоречило Венской конвенции 1815 г., которая учредила правила дипломатической связи и запретила использование дипломатической почты для шпионских целей. Однако эта конвенция никем не соблюдается, и никто не упрекает в этом друг друга, потому что каждое государство занимается тем же самым. Министерство иностранных дел разрешило нам также при пользовании дипломатической почтой применять специальные конверты, так что шеф соответствующей дипломатической миссии не знал содержания корреспонденции, направляемой нами с диппочтой, хотя и был лицом, ответственным за всю почту.
Так называемые зеленые конверты изготовлялись из специального картона и имели размер 41×26 см. На лицевой стороне обозначался печатным шрифтом отправитель (вице-консул Ганс Дауфельт, генеральное консульство, Лозанна) и получатель (министерство иностранных дел, отдел курьерской связи). Особенности сгибов и структура материала делали невозможным тайное вскрытие такого конверта без его повреждения. Кроме того, на обратной стороне и на закрывающем клапане имелись два небольших отверстия в бумажном слое, через которые можно было проверить структуру картона. При запечатывании конверта эти отверстия закрывались, а через картон пропускался специальный шнур, который образовывал геометрическую фигуру и завязывался особым узлом. Узел заливался сургучом, а на сургуч ставилась печать.
Получатель такого конверта сначала проверял его на внешние признаки попыток вскрытия, затем отделял клапан и через отверстия проверял шнуровую маркировку. Открыть незаметно такой конверт не представлялось возможным, можно было только заменить его, если имелись точно такие же конверты (в оригинальном исполнении, а не подделка), шнур и печать. Но сегодня и это стало невозможным, поскольку в бумажную массу добавляются флюоресцирующие вещества, показывающие под ультрафиолетовыми лучами светомаркировку, которая не поддается копированию.
Дипломатическая почта из Лозанны поступала в министерство иностранных дел в Берлине через немецкое посольство в Берне и соответствующим образом шла обратно. Помимо регулярного еженедельного курьера использовались также в случае необходимости специальные курьеры, так что почтовая связь работала бесперебойно и удовлетворительно.
Для экстренных случаев использовалась радиосвязь. Эта радиолиния не принадлежала министерству иностранных дел, и поэтому швейцарские власти не регистрировали ее как дипломатическую. Передающая и принимающая аппаратура в Лозанне была вмонтирована в большой радиоприемник с замаскированным ключом морзянки. Передача в Лозанну осуществлялась из берлинского радиоцентра для связи с зарубежной агентурой. В обиходе этот центр назывался институтом Гавеля. Он принадлежал VI управлению, находился в юго-западной части Берлина и был связан с управлением телетайпной линией.
С весны 1944 г. я ежедневно получал из криптографической службы верховного командования вермахта пакет с расшифрованными радиопереговорами между польским правительством в изгнании в Лондоне и миссией Польши в Берне. Специалистам из упомянутой службы удалось раскрыть применяемый поляками радиоключ, и мы смогли прочитать накопившиеся за несколько лет перехваченные, но нерасшифрованные радиограммы. Было небезынтересно ретроспективно оценить правильность давно сделанных прогнозов предстоящих тогда событий, а вместе с тем политическую компетентность и трезвость взглядов отправителей радиограмм. При их сопоставлении с текущими радиограммами для меня было важным установить, что автор, скажем польский военный атташе в Берне, в течение ряда лет придерживался того или иного мнения, а сейчас изменил его или в своих прогнозах проявил недостаточную точность.