Окончательно побороть её сомнения помог князь воевода Руси. Он понимал, как могла моя миссия прославить семью, главой которой он, в сущности, теперь стал; кроме того, меня поддерживало перед ним участие, принимаемое в исполнении моей мечты его дочерью, супругой князя Любомирского.
Я говорил уже о ней в первых главах этой истории. После восемнадцати месяцев отсутствия, я нашёл её более сформировавшейся и привлекательной, и более деятельной, чем она была, когда я её оставил.
Сердечность,, с какой кузина помогала мне на этот раз, её неустанные заботы о том, чтобы я смог помчаться к другой — я так страстно желал её! — наполнили моё сердце такой благодарностью, открыли мне создание столь восхитительное, что я проникся к кузине дружбой особого рода, не испытанной мною до той поры ни к одной другой женщине.
В свои двадцать лет, она была редкостной красавицей, приятной во всех отношениях; желанная для всех, она пока не отдала предпочтения никому. Каждый день, каждую минуту выяснялось, что она того же мнения, что и я — по поводу событий и людей, книг и безделушек... О самых серьёзных и самых шуточных объектах она выносила одинаковые с моими суждения, даже если мы не обменивались мнениями совместно.
Она умела приласкать, как никто, причём, приласкать исключительно от щедрости — ничего иного, кроме как желания оказать услугу, заподозрить в этом было нельзя.
В сущности, это она отправила меня в дорогу. Я же был до такой степени ей обязан, что с момента второго отъезда в Петербург не мог отдать себе отчёта в том, не заставила ли кузина меня нарушить данный в Петербурге обет. С уверенностью я мог сказать лишь, что образ кузины и её духовное воздействие на меня были если и не равноценными тому, что я чувствовал к великой княгине, то, во всяком случае, шли где-то вплотную за этим чувством.
Согласно желания великой княгини, исполненному Бестужевым, я получил Синюю ленту Польши — за несколько дней до того, как покинул Варшаву.
Глава шестая
I
Итак, я отправился в путь 13 декабря 1756 года, в сопровождении Огродского — спутника, совершенно для меня бесценного.
Воспитанный, после окончания Краковского университета, в доме моего отца, Огродский сопровождал его в поездках по Франции. Засим он был оставлен отцом в Голландии, вместе с моим старшим братом — они набирались там ума под руководством Каудербаха. Возглавив затем канцелярию канцлера Залуского, Огродский неоднократно сопровождал своего патрона в Дрезден — и это способствовало тому, что, будучи уже на пенсии, он стал сотрудником саксонского кабинета.
Досконально изучив историю человечества и природы, а также французскую литературу, — её в Польше тогда мало кто знал, — Огродский успешно боролся с придворной рутиной, как в иностранных делах, так и во внутренних.
То был человек поистине редкостный. Про него можно было сказать, что он знает по имени и в лицо почти всех поляков и литовцев — но он знал, также, их дела, их связи и приключения. Помимо того, Огродский был трудолюбив, точен, скромен, терпелив, выдержан, умел хранить тайны и был так привязан к нашему семейству, что считал себя как бы обязанным, в соответствии с этим, любить меня, быть мне полезным изо всех сил, и охранять меня, словно часовой, никогда не прибегая к нравоучениям.
Вот кто, по моей просьбе, был назначен секретарём посольства.
Прибыв 29 декабря в Ригу, я провёл там три дня, чтобы не отказываться от приглашения на бал, который фельдмаршал Апраксин[48] давал в честь дня рождения императрицы Елизаветы.
Мне следовало снискать его расположение: армия, которой Апраксин командовал, должна была выступить на поддержку моего монарха — и это ответственное поручение доверил фельдмаршалу никто иной, как канцлер Бестужев.
Я знал Апраксина ещё со времени своего первого приезда в Россию. Мне было известно, что он не прочь похвастаться тем, что был одним из денщиков Петра Великого, но не может указать на какой-либо поступок, назвать какую-либо заслугу, соответствующую занимаемому им теперь положению; оно могло быть отчасти оправдано лишь годами Апраксина и его старшинством в военной иерархии.
48
Апраксин Степан Фёдорович (1702—1758) — генерал-фельдмаршал, скончался в ходе допросов, связанных с описываемыми Понятовским обстоятельствами.