Мне было отвечено, правда, что подобной беды давно ожидали, но перенесут её, ничего не меняя. Такого великодушия хватило, однако, ненадолго, меня вскоре заменил Орлов; несколько месяцев это от меня скрывали, однако письма делались всё холоднее.
Затем, после смерти Елизаветы, угрожавшие безопасности нравы, воцарившиеся при Петре III, послужили естественным предлогом для того, чтобы письма стали и более редкими.
После революции, свергнувшей Петра III, о чём я узнал лишь одновременно со всеми, писем долгое время не было совсем, но вот, наконец, нарочный господина де Мерси[59], посла Австрии в Петербурге, привёз мне письмо следующего содержания:
«Сударь.
Исполняя волю её величества императрицы, я имею честь направить вам прилагаемое письмо. Оно будет вручено вашему сиятельству надёжным человеком, ему можно доверить любые поручения, какие вам будет угодно приказать выполнить в Петербурге. Посланец в полном вашем распоряжении и ваше сиятельство отправит его обратно, когда сочтёт нужным.
Я в восторге, сударь, от представившейся мне возможности завязать таким образом знакомство с вами и заверить вас в особенном уважении, с каким я имею честь оставаться, сударь, вашего сиятельства самым почтительным и покорным слугой Мерси-Аржанто.
Ст. Петербург, 13 июля 1762
P.S Никто на свете не знает о том, что я посылаю нарочного, я отправляю его совместно с курьером, под предлогом обезопасить курьера от разбойников и иных дорожных случайностей».
Письмо это содержало ещё одно.
Вот оно.
«2 июля.
Прошу вас не спешить с приездом сюда, ибо ваше пребывание здесь в нынешних обстоятельствах было бы опасным для вас и весьма вредным для меня. Революция, совершающаяся в мою пользу, — поразительна; единодушие, с каким все оказывают мне поддержку — невероятно; я завалена делами и не в силах дать вам полный отчёт.
Всю мою жизнь я буду стремиться быть полезной вам и вашей высокочтимой семье, но всё здесь сейчас находится в состоянии критическом, происходят вещи, важные необычайно; я не спала три ночи и за четыре дня ела два раза. Прощайте, всего вам доброго.
Екатерина».
Я тщетно пытался убедить себя в том, что меня скоро призовут. Сохранять выдержку среди завистливого столичного общества, особенно под пронизывающими взглядами не расположенных ко мне придворных, было мучительно трудно, и я поспешил уехать в Пулавы, к дяде.
Там я заболел — от печали и тревоги. Лишь дней через десять или двенадцать, благодаря заботам врача князя воеводы доктора Рейманна и его истинной дружбе, я пришёл в себя настолько, что проснулся однажды в шесть часов утра. Обуреваемый не оставлявшими меня в покое мыслями, я обдумывал всевозможные причины, препятствующие исполнению моих надежд (подлинных причин я ещё не знал). И вот, когда я размышлял о сближении короля Пруссии и Екатерины II (это было уже известно), столь внезапном и столь не соответствовавшем первым заявлениям новой государыни, мне вдруг пришло в голову: всё дело в том, что теперешний посол Пруссии в Петербурге вытеснил меня. Подумав об этом впервые, я расслышал, как пробило 7 часов, и в ту же секунду меня словно острым шилом кольнуло в живот — то возвратилась болезнь, из клещей которой Рейманн только-только меня вытащил.
Потребовалось вновь более недели, чтобы окончательно поставить меня на ноги. За это время я имел полную возможность проверить, как могут влиять на тело терзания души; геморроидальные колики, от которых, согласно сообщениям, умер Пётр III, не казались мне причиной невероятной после того, как я сам ощутил, до какой степени печаль может стать источником этой болезни.
Едва я стал ходить, как решил вернуться в Варшаву — чтобы поскорее оказываться в курсе новостей, ожидавшихся мною каждый день с таким нетерпением. Дядя тщетно пытался отговорить меня.
Я переезжал уже реку, как на середине Вистулы повстречал моего старика-скорохода, вёзшего мне второе письмо от того же де Мерси.
Вот оно:
«Сударь.
Мой посланец привёз мне письмо вашего сиятельства с вложением, которое было незамедлительно передано по назначению. Здесь вы также найдёте вложение, а письмо доставит вам доверенное лицо, направляемое мною с этой целью; ему дано указание дождаться вашего распоряжения возвратиться ко мне. Ему предписано также обратиться в Варшаве к господину Карасу и не показываться более где бы то ни было. Такая предосторожность кажется мне, в данном случае, необходимой в связи с тем, что мой посланец может не получить у посла моей страны необходимого для возвращения паспорта. В этом случае, я прошу ваше сиятельство быть столь любезным заменить моего человека другим нарочным по вашему выбору.