Но поскольку прежде всего Лени — женщина, естественно, разнообразные легенды все время подпитывают общественное мнение. Ее энтузиазм по отношению к кино уникален и позволил достичь ни с чем не сравнимых результатов. В эти дни повсюду в Соединенных Штатах Америки демонстрируется ее «Олимпия» — лучшее доказательство того, что госпожа Рифеншталь всегда создавала прежде всего первоклассный киноматериал, но не пропаганду. Даже фильм «Триумф воли» был показан в 1947 году в Америке, потому что он представляет собой истинное лицо эпохи, которую мы преодолели.
В течение десяти лет я не получал от госпожи Рифеншталь никаких известий. Пишу эти строки спонтанно и от всего сердца. Ее умение творить еще до нацизма доказало, что после победы над ним она станет зрелым художником. Я уверен, что она как никто другой заслуживает всего наилучшего.
Несколько месяцев спустя Эрнст Егер попытался уже в личном письме объяснить непостижимую для меня метаморфозу в своих мыслях. Он писал: «Страх и сомнения после 1933 года согнули меня, сделали лживым и смущенным, сбитым с толку и хвастливым. Я верю, что теперь наконец смогу искренне высказать то, о чем думаю».
Должна признаться, что вновь дала ему возможность раскаяться, простила его.
Несмотря на реабилитацию и всевозможные разъяснения, ожесточенные преследования не заканчивались. Ни одна из газет даже не упомянула о реабилитирующем обосновании Судебной палаты. Вокруг распространялась все новая ложь. Как я, больная и покинутая почти всеми друзьями, могла защищаться? К тому же у меня совершенно не было средств для существования. Ужасно, но я не могла больше работать по специальности. Хотя мне и не запретили заниматься своей профессией, имя Рифеншталь настолько облили грязью, что никто не отваживался сотрудничать со мной.
Тренкер был не единственным моим врагом, другие, притаившись, выжидали только момента, чтобы причинить мне вред.
Но и в столь трудное время образовывались просветы. Однажды почтальон передал мне в Кёнигсфельде бандероль из Лозанны от МОК, там находился олимпийский диплом — эквивалент золотой олимпийской медали, которой я удостоилась в 1939 году за создание «Олимпии». Следующая хорошая новость пришла из США. Там с большим успехом демонстрировался, как уже писал Эрнст Егер, мой фильм, но почему-то под названием «Короли Олимпии». В прокат его выпустила «Юнайтед артистс».
Изобилие положительных отзывов о «Королях» материальной поддержки мне, однако, не принесло. Между тем я с нетерпением ждала известий из Парижа. Вся моя собственность до сих пор находилась под арестом.
Моя новая жизнь
Я решила покинуть Кёнигсфельд, поскольку там чувствовала себя в изоляции от всего мира. Мы с Ханни отправились в Мюнхен, где нас согласилась временно приютить моя бывшая свекровь; мать же пока осталась в Кёнигсфельде.
После того как все мои попытки найти какую-либо должность не увенчались успехом, я решила, чтобы немного подзаработать, заняться продажей вина, воспользовавшись связями Петера. Это оказалось сложнее, чем можно себе представить, — поскольку у нас с Ханни не было никаких средств передвижения, даже велосипеда, мы везде ходили пешком. С собой мы брали только несколько бутылок «на пробу», едва помещавшихся в рюкзаке.
Свою торговую «карьеру» я начала в мюнхенском отеле «Четыре времени года». Для того чтобы остаться неузнанной, надела темные очки и изменила прическу. Однако в тот раз не удалось продать ни одной бутылки. Далее мы с Ханни зашли в фешенебельный ресторан «Хумпельмайер», в котором я недавно так безрассудно потратилась на жареного гуся. Но и здесь удача нам не улыбнулась. Далее в крупных продовольственных магазинах, наконец, было продано несколько бутылок вина. Выручка оказалась настолько мизерной, что я решила тут же раз и навсегда покончить с распространением вина. Но Ханни предложила попробовать еще и торговать за пределами города.
На следующий день на попутном грузовике мы добрались до Штарнберга,[383] где с торговлей нам действительно повезло, и в отелях, и в продуктовых магазинах. Ободренные, мы направились дальше в Вайльгейм, где зашли в харчевню и, ни минуты не колеблясь, проели весь наш заработок. Между тем Ханни наконец тоже поняла, что таким образом мы мало что заработаем. В одной лавке в Мурнау[384] меня в роли торговки вразнос с изумлением узнала хозяйка. Она попросила нас подождать, пока обслужит последних клиентов, затем пригласила на ужин, а когда выяснилось, что нам негде переночевать, предложила остаться у нее. Замечу, что в моей жизни помощь почти всегда приходила со стороны простых людей со скромным достатком.
384
Мурнау — город в Верхней Баварии, у Кохельского озера, с видом на Альпы. Известен своим «Русским домом», где с 1909 по 1914 г. жил В. Кандинский с женой, художницей Г. Мюнтер.