Как я узнала от фрау Геббельс, которую без преувелечения можно было назвать красавицей, такие встречи устраивались, когда Гитлеру после напряженных предвыборных поездок хотелось расслабиться. Приглашались в основном деятели искусств.
Здесь я встретила также и Германа Геринга, который тогда был еще не таким тучным, как впоследствии, будучи рейхсмаршалом. В газетах он прочел о моих полетах с Удетом в Гренландии и теперь хотел узнать побольше о нашей с ним совместной работе. Они ведь были летчиками-однополчанами. Но с 1918 года у Геринга не было никаких контактов с Удетом.
Потом меня заметил доктор Геббельс, и опять я почувствовала на себе его странный взгляд. Находчивый, сыплющий каламбурами и остротами, он был блестящим собеседником. Тем не менее — не знаю, как это объяснить, — у меня, когда я находилась рядом с ним, было какое-то нехорошее чувство. Лицо его было довольно выразительным, но нижняя часть лица, особенно рот, выглядели несколько вульгарными. Странно, что у этого человека оказалась такая красивая жена. Магда Геббельс — светская дама, холодная и уверенная в себе, образцовая хозяйка дома — сразу же завоевала мою симпатию.
Гости — примерно человек сорок — были мне незнакомы. О политике говорили мало, в основном о театре и других культурных событиях.
С Гитлером я избегала находиться рядом. Мы обменялись всего лишь несколькими словами. Он почти весь вечер просидел на небольшой софе, увлеченно беседуя с дочерью Лео Слецака, Гретль,[198] известной молодой певицей, с которой он, что называется, давно дружил. Я знала ее только по сцене, видела в некоторых опереттах. Это была блондинка, довольно пухленькая, но, по слухам, весьма темпераментная.
Незадолго до полуночи я попрощалась, однако Гитлер подошел ко мне и задал неожиданный вопрос, не мог бы он завтра ненадолго зайти ко мне с Генрихом Хоффманном — посмотреть фотографии «Голубого света». К такому визиту я не была готова, поэтому с беспокойством спросила:
— А послезавтра нельзя?
— К сожалению, нет, — ответил Гитлер, — Хоффманн и я должны завтра вечером возвратиться в Мюнхен, и в Берлин мы снова приедем не так скоро.
Я подумала о своем крохотном лифте и сказала:
— Моя квартира на шестом этаже, а лифт в доме очень маленький.
Гитлер засмеялся:
— Мы и без него обойдемся.
Визитной карточки у меня с собой не было, и я написала адрес на листке бумаги.
На следующий день я с волнением ждала визита. Горничная заварила чай и сама испекла торт. Ровно в пять часов у двери позвонили. Кроме Гитлера и Хоффманна пришли еще доктор Геббельс и некто господин Ханфштэнгль.[199] Когда они вошли в студию, взгляд Гитлера остановился на рисунках углем Кете Кольвиц.
— Вам это нравится? — спросил он.
— Да, а вам, господин Гитлер?
— Нет, — ответил фюрер, — рисунки слишком печальные, слишком пессимистичные.
Я возразила:
— По-моему, рисунки великолепны, выражение голода и нужды на лицах матери и ребенка передано гениально.
— Когда мы придем к власти, не будет ни нужды, ни бедности, — сказал Гитлер.
Слова фюрера меня смутили — я увидела, что он мало или вообще ничего не понимает в живописи. Фанк, который подарил мне эти картины, узнав о предстоящем визите, посоветовал снять со стены рисунки Кольвиц. Но, чтобы увидеть реакцию гостя, я намеренно не сделала этого.
После непродолжительной беседы Гитлер выразил желание посмотреть фотографии.
— Поглядите, Хоффманн, вот снимки, у которых есть композиция, а вы слишком много щелкаете и там и сям — лучше меньше да лучше.
Я покраснела — вряд ли можно было назвать тактичным это заявление. Я встала на защиту фотографа:
— Эти снимки нельзя сравнивать с теми, что делает господин Хоффманн. Быстро фиксируя текущие события, невозможно обращать внимание на композицию.
Хоффманн благодарно подмигнул мне.
Тем временем Ханфштэнгль сел за рояль и сыграл несколько мелодий. Я заметила, что Гитлер стоит у стола и листает какую-то книгу. Когда я подошла поближе, то увидела, что это «Майн кампф». На полях я написала некоторые критические замечания, например: «не соответствует действительности», «заблуждение», «неверно» или же «хорошо». Мне стало немного не по себе, Гитлера же это, кажется, очень забавляло. Он сел за стол и стал листать книгу дальше.
198
Слецак Гретплъ (1901–1953) — немецкая певица и киноактриса, дочь австрийского тенора и киноактера Лео Слецака (1873–1946), с 1933 по 1943 г. работала в Немецкой опере в Берлине. Находилась в составлявшемся Министерством пропаганды списке 83-х привилегированных «особо одаренных» певиц рейха.
199
Ханфштэнгль Эрнст Франк Зедгвик (1887–1975) — неофициальный придворный шут Гитлера в начале нацистского движения. Опасаясь преследований, бежал из Германии в марте 1937 г.