Мемуары

Давно уже я обещал друзьям приехать в Италию и в январе 1925 года наконец собрался. В последнее время я все меньше занимался фабрикой, и кузены, видя мое безразличие к делам и догадываясь о скором отъезде, распределили мои обязанности между своими зятьями. Формально я все еще оставался в дирекции, но был намерен окончательно отстраниться от дел, как только мои новоявленные заместители немного оперятся. В Риме я встретился с синьорой Паоло Орано. Француженка по происхождению, в девичестве Камилла Малларме, она была племянницей великого поэта и автором весьма неплохого романа «Черствый дом» («La Casa secca»). Познакомились мы с ней во время войны. Синьора Орано предложила мне встретиться с Муссолини, который еще только восходил к вершинам власти. Из любопытства я согласился, и тогда меня отвезли в палаццо Киджи. До сих пор живо помню бесконечную галерею, крошечный столик, а за ним — человека с мощной челюстью, рассуждающего о «Божественной комедии». На следующий день я ходил к пирамиде Цестия[124] и положил фиалки на могилу Шелли. Потом бродил по Палатинскому саду и созерцал сверху Форум, омытый золотистым светом. Ища встречи с Шатобрианом, гулял в окрестностях Рима и уже ночью, под сенью Колизея, призывал тень Байрона. Мои призраки не оставляли меня ни на минуту, так что живых людей я почти не разглядел.

Незадолго до годовщины со дня смерти жены я вернулся на родину. Заказал в церкви Сен-Пьер де Нёйи заупокойную мессу; во время службы исполнялась та же музыка, что и в день похорон. Произведения Форе, Генделя и хоровое пение пробудили и вновь утолили мою печаль. На мессе присутствовала Симона де Кайаве, рядом с ней сидели мои друзья из Понтиньи, спутники военных лет и некоторые писатели.

Грассе познакомил меня с Франсуа Мориаком[125], Жаном Жироду[126], Полем Мораном[127]. Благодаря Дю Босу[128] я сблизился с Водуайе[129]; а Эдмон Жалу[130] и его жена Жермена стали моими бесценными друзьями. Жермена Жалу была блестящей пианисткой и учила меня понимать Вагнера. На ее концертах я встречался с Симоной де Кайаве, тоже горячей поклонницей этого композитора. Я регулярно бывал у Симоны дома и виделся там с Анри де Ренье[131], Габриелем Аното[132], Полем Валери и обаятельнейшим аббатом Мюнье — это был довольно невзыскательный, романтически настроенный священник, передавший мне свою любовь к Шатобриану. Всякий раз, увидев меня, он вспоминал какую-нибудь благозвучную цитату:

— Ах, месье Моруа! Вы помните лунную ночь в Комбуре и «великую тайну печали, которую луна нашептывает вековым дубам и древним морским берегам»?..[133] Прекрасно, не правда ли?

Его глаза при этом восторженно горели, волосы вздымались вокруг головы благородным белым облаком, брыжи подрагивали. Я очень любил аббата.

Мать Симоны де Кайаве, еще вполне молодая женщина дивной красоты и безжалостного язвительного ума, занимала особняк на авеню Ош и продолжала традицию своей первой свекрови мадам Арман де Кайаве. Вскоре я начал бывать у нее каждое воскресенье. В ее доме я познакомился с четой Пуанкаре[134], близкими друзьями хозяев; с профессором Дюма[135], адмиралом Лаказом[136], генералом Вейганом[137], а также с Анной де Ноай[138], Полем Суде[139] и многими писателями моего поколения. Я был робок и говорил мало, оглушенный стремительностью парижских бесед. Мне больше нравилось видеться с Симоной де Кайаве наедине и слушать ее рассказы о парижском свете, которого я почти не знал, тем более что моя собеседница обладала беспощадно точной памятью. Мой собственный опыт был в ту пору узок и однообразен. Живя в провинции, я не подозревал о скрытых связях, соединяющих политиков, банкиров, литераторов и свет. Социальной роли такого института, как Французская академия, я и вовсе не представлял себе. И понятия не имел, каким образом провинциальные политики, явившись в Париж, делают карьеру в столичных салонах. Все эти тайны раскрыла мне мадам де Кайаве. Вместе с тем эта лукавая умница умело подчеркивала собственную незначительность, чем очень меня трогала.

Было очевидно, что неудачное замужество мало значило в ее жизни. Она вспоминала о нем без горечи, с удивительным безразличием. Зато любила делиться детскими воспоминания-, ми. Воспитывала ее англичанка, мисс Варлей, к которой Симона была очень привязана и которая по-прежнему жила в доме ее матери. Благодаря своей гувернантке Симона хорошо знала английский язык и литературу, и это нас как-то сблизило. Будучи совсем малышкой, она читала наизусть Шекспира еще прежде, чем выучила детские стишки. Декламировала «Most friendship is feigning, most loving mere folly»[140] в возрасте, когда уместней было бы играть в куклы. Даже игры этого ребенка были шекспировскими. Ее мать рассказывала, что Симона играла в «шагающий лес» и важно расхаживала по аллеям перигорского парка с дубовой веткой в руках. Для закаливания родители решили купать ее в реке — девочка ответила, что согласится только в том случае, если на нее наденут белую рубашку и венок — «чтобы играть в мертвую Офелию». Если ее посылали вымыть запачканные чернилами руки, она кричала: «Все благовония Аравии не отмыли бы этой крошечной ручки!» Я умилялся, слушая эти истории.

124

Пирамида Цестия — надгробный памятник народного трибуна и претора Кая Цестия; сооружена в XII веке до Р.Х.; находится у врат Сан-Паоло в Риме.

125

Мориак Франсуа (1885–1970) — французский писатель, журналист и драматург, исследователь провинциальной жизни и вопросов веры; автор романов «Тереза Дескейру», «Клубок змей» и др.; лауреат Нобелевской премии по литературе (1952).

126

Жироду Жан (1882–1944) — французский писатель и дипломат, одновременно блиставший на обоих поприщах; в конце 20-х годов увлекся театром, стал одним из ведущих драматургов своего времени.

127

Моран Поль (1888–1976) — французский писатель, путешественник и дипломат; автор романов «Ночью открыто», «Ночью закрыто», «Всего лишь земля» и др.

128

Дю Бос Шарль (1882–1939) — французский литератор, критик, автор «Дневника»; состоял в переписке с Андре Жидом; (см. также комментарий к Понтиньи).

129

Водуайе Жан-Луи (1883–1963) — французский писатель и поэт, начинал как искусствовед; с 1941 по 1944 г. — администратор театра «Комеди Франсез».

130

Жалу Эдмон (1878–1949) — французский писатель, критик и литературовед, специалист по французской, английской и немецкой литературе.

131

Ренье Анри де (1864–1936) — французский поэт и писатель, открывший технику белого стиха; основной темой романов является тоска по прошлому и далеким краям («Вдвойне любовница», «Полночная свадьба» и др.).

132

Аното Габриель (1853–1944) — французский историк и политик, в течение многих лет министр иностранных дел; руководил изданием книжной серии «История французской нации».

133

«…Великую тайну печали…» — Цитата из «Замогильных записок» Шатобриана. Комбур — замок XI века на северном побережье Бретани близ Сен-Мало, купленный в XVIII веке отцом Шатобриана; писатель провел там детство, в его комнате ныне устроен музей.

134

Пуанкаре Реймон (1860–1934) — французский юрист и политический деятель; двоюродный брат ученого Анри Пуанкаре; с 1913 по 1920 г. — президент Республики, с 1922 по 1924 г. — президент Совета и министр иностранных дел; за проводимую милитаристскую политику получил в народе прозвище «Пуанкаре-война».

135

Профессор Дюма — вероятно, имеется в виду Жорж Дюма (1866–1946), известный французский врач, изучавший психологию эмоций.

136

Лаказ Мари Жан Люсьен (1860–1955) — французский адмирал, имевший большие заслуги перед Францией и занимавший высокие государственные посты, в том числе министра военно-морского флота (1915–1917); пытался предотвратить войну подводных лодок; в 1922 г. ушел в отставку.

137

Вейган Максим (1867–1965) — блестящий французский военачальник, генерал, много сделавший для Франции в годы первой и второй мировых войн и в мирное время; известна фраза маршала Фоша: «Если над Францией нависнет опасность, зовите Вейгана»; вместе с тем один из виновников капитуляции Франции.

138

Ноай Анна де (1876–1933) — французская поэтесса, дочь румынского князя Бранкована, графиня по мужу, блиставшая в светских и артистических салонах Парижа начала XX века.

139

Суде Поль (1869–1929) — французский литературный и театральный критик, журналист.

140

Избыток дружбы есть притворство, Любви избыток — безрассудство (англ.).