Я была растрогана добротой обитателей моего блока. Не все удостаивались таких привилегий. Было женщин пять, которые находились в окружной тюрьме за нелегальное пересечение американской границы; это не считалось преступлением, и поэтому они не входили в привилегированную часть населения тюрьмы. Еще две белые женщины держались вдали от мексиканок, не имея шанса быть принятыми в семью. С ними никто не считался и не разговаривал. Мой разум немного расслабился, и вопрос «что делать, как быть» постепенно терял свою остроту.
– Сделаем звонок «трех направлений», – заявила Мария и нажала на кнопку вызова дежурных надзирателей. Там же был микрофон связи с дежурными.
Я даже не успела спросить, что значит звонок «трех направлений». Ей сразу ответили на другом конце коммутатора. Они поговорили о чем-то, и через пять минут надзирательница просунула в проем решетки визитку моего адвоката с номером моей дочери на обратной стороне. Это была та же надзирательница, которая водила меня в комнату посещений. Но только теперь она улыбалась мне поддерживающе и совсем не зло.
Тюремная жизнь текла своим чередом, а я ждала обещанного звонка. Мария звонила своим знакомым несколько раз, чтобы они соединили меня с дочкой, но Зарине не разрешали подходить к телефону, потому что звонок шел с незнакомых номеров, а не из тюрьмы. Каждый день тянулся, как резиновый. Я стала считать не только дни, но и часы. Однообразие тюремного распорядка дня и моих мыслей сводило с ума.
Шел двадцать четвертый день моего заключения, одиннадцатое сентября. Наконец Мария сказала, что через пять минут меня соединят с дочкой. Я только что закончила уборку и встала в очередь к телефону. Я была в очень хорошем расположении духа, прокручивая в голове предстоящий разговор с дочкой. Но меня насторожила необычная тишина вокруг. Когда врезался первый самолет, все взгляды были прикованы к 13-дюймовому телевизору, висевшему высоко на стене, который был включен постоянно, с 6 утра до 23 вечера.
Сначала никто не понял и не воспринял всерьез новости о взрывах в Нью-Йорке. Все думали, что это очередная истерия американцев, вроде того, как они время от времени запугивали простой народ, что готовится война с Россией. Более-менее адекватные люди смеялись над этой плоской шуткой государства, но был огромный процент людей, которые действительно верили в этот идиотизм и каждый раз пополняли свои кладовки провизией на случай войны. Изредка женщины смотрели друг на друга с вылупленными глазами и почти шепотом рассказывали о том, что они видели и слышали по телевизору. Весь день было так тихо, что можно было услышать звон оброненной пластмассовой ложки. Насколько я помню, в тот день нас должны были выводить на крышу, но мы не пошли на прогулку. Работники кухни наспех собрали и принесли нам мешки с обедом. Всех, кто въезжал, останавливали на долгое время. Мы могли наблюдать за ними из нашего окна, которое выходили прямо в город и из которого был виден въезд в тюрьму. Трое охранников обыскивали и пропускали заключенных на каждый этаж и из него по специальным экстренным пропускам. Все остальные обычные пропуска были аннулированы на день. Заключенные работники кухни и trusty должны были продолжать свою работу, но вместо этого они в ужасе собирались небольшими группами, разговаривая о том, что происходит, и ожидая, пока надзиратель, который следил за ними на этаже, вернется после просмотра телевизора с последними новостями. На самом деле никто ничего не знал, кроме того, что им сказали их надсмотрщики, но это не мешало «экспертам» продолжать свои мудрые дискуссии. Я приготовилась позвонить племяннице Марии, чтобы она меня связала с дочкой, но телефоны не работали. Я стояла в недоумении, когда Берта с соседней нары подбежала ко мне и силой втолкнула меня обратно в спальный блок. Я влетела туда примерно за две секунды до того, как в новостях показали, что врезался второй самолет. Электрические двери нашей камеры шумно закрылись.
Мы все прилипли к окну дверей камеры с прозрачными проемами. Оттуда можно было увидеть телевизор в общем холле, который так и остался включенным. Кто-то закричал: «Посмотрите на это!» К всеобщему ужасу, в здания Всемирного торгового центра в Нью-Йорке влетали самолеты. Из них валил дым. Люди бежали в панике, кто-то падал, утопая в крови. Везде были полицейские машины, бригады скорой помощи бегали по улицам, собирая раненых. Маленькие дети стояли в страхе и ужасе и громко плакали. Звуки диких сирен перемешались с криком ужаса и возгласами людей. У меня были слезы на глазах и твердый ком в желудке, грозивший выбросить мой завтрак, а может быть, и ужин с предыдущего вечера. Все остальные стояли в ошеломляющем молчании около получаса, затем разошлись по своим нарам, чтобы попытаться переварить невообразимую вещь, свидетелями которой мы только что стали. Это был живой репортаж с места событий в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года. 9/11, как позже стали называть этот день.