Из Петербурга Менделеев выехал полубольной, надеясь, что дорога, как всегда, вернет ему здоровье и хорошее самочувствие. 18 июня вместе с Вуколовым и Егоровым он приехал в Пермь, а потом — в специальном вагоне, занимаясь в пути фотосъемкой, — в Кизел, далее на Чусовской завод и в Тагил… Он был намерен посетить 25 мест. Это были рудники и грохочущие, дышащие гарью заводы — все, кроме одного. 29 июня в Тюмени он сел на маленький колесный пароход «Фортуна», который по Туре, а потом по Тоболу доставил его в Тобольск.
В родной город Менделеев прибыл в поздние дождливые сумерки. Стоя на палубе в надвинутом на лоб картузе и плотном дорожном балахоне, он смотрел на город, открывшийся его совсем уже не зоркому, подслеповатому взгляду. В Тобольске знали о его приезде, поэтому на пристани знаменитого земляка встречала целая депутация во главе с городским головой и полицмейстером. Зачитали даже приветствие от самого губернатора. Повезли гостя не в гостиницу, а в самый лучший дом города, принадлежащий купцам и судовладельцам Корниловым (их фамилия была похожа на фамилию Корнильевых, но род был другой, хотя тоже именитый). Его, конечно, тянуло посмотреть город, но было уже поздно, и Дмитрий Иванович уселся с хозяевами закусывать, пить чай и вести приятные разговоры, пока не потянуло его в сон.
Город, который он увидел утром, изменился совсем мало. Кроме новой гимназии, появились еще бани, казармы и музей.
Улицы были те же, и дома, казалось, те же, но вот родительский дом не уцелел — зря он торопил извозчика, потому что попал на давнее, заросшее бурьяном пепелище, где паслись чьи-то коровы. Вокруг сохранились почти все знакомые соседские дома, даже совсем покривившийся от старости домишко портного Мелкова, доброго старика, суворовского солдата, а их дом сгорел. Было обидно за себя, за отца, за брата Павлушу и добрых сестриц, но больше всего за мать, память о которой и без того жгла его сердце. Постояв на пепелище, пожилой ученый снова сел в коляску и уже не спеша покатил по утреннему городу. Здание старой гимназии — точнее, дом, который его предки когда-то отдали Тобольску под гимназию, — по-прежнему притягивало взгляд своей не характерной для города классической архитектурой. Дмитрий Иванович прошелся по комнатам, где когда-то раздавались голоса его любимых и нелюбимых учителей, его братьев и его собственный, давящийся латынью голос. Комнаты, когда-то высокие и просторные, теперь казались низкими и утлыми. Он снова вышел на улицу и сел в коляску.
Тобольск, к которому за полвека так и не подвели железную дорогу, сделался еще более захолустным. Люди здесь жили такие же, как и раньше, разве что еще более разношерстные, и кормились они прежними промыслами. Изменения были незначительными, хотя порой и неожиданными. Например, вывески свидетельствовали, что в городе значительно увеличилось количество изготовителей лайковых перчаток. Наверное, тому была какая-то причина, но думать об этом Дмитрию Ивановичу не хотелось. Обедал он снова у Корниловых, которые старались изо всех сил угодить гостю, даже подали к столу ягоду княженику, вкус которой он помнил с детства. «Выступили в уме картины давнего прошлого с поразительностью, и захотелось поскорее на Аремзянку».
Через два дня еще один новый знакомый, по фамилии Сыромятников, которому теперь принадлежали земли в районе Аремзянки, повез его к себе. По дороге он рассказал, что стекольный завод давно сгорел, а дом едва не рухнул сам, и его разобрали, а вот церковь, которую построила мать Дмитрия Ивановича, стоит. Менделеев пробыл в Аремзянке недолго, но поездка, что называется, удалась, недаром впоследствии он написал: «…светло был в те три часа, которые провел в Аремзянском». В 1937 году о подробностях этого посещения в местной газете рассказал аремзянский житель Л. Мальцев, сохранивший с детских лет все ее подробности: «Летом 1899 года по нашей деревне пронесся слух: к нам едет Д. И. Менделеев. Будто бы он в Тобольске и приедет повидаться со стариками — друзьями детства. Вся деревня принялась готовить Дмитрию Ивановичу теплую встречу. На работу никто не выходил. Все оделись в праздничные наряды и вышли на улицу встретить земляка. Был жаркий летний день. Все толпились на улице, разместившись по обеим сторонам улицы длинными рядами. Старики ходили и поучали: «Как подъедет гость, снимайте шапки и низко кланяйтесь». Вот появляется на улице экипаж, и я увидел Дмитрия Ивановича. Сняв широкую шляпу, поправив длинные седые волосы, Дмитрий Иванович радостно улыбался. Потом он низко поклонился крестьянам, принял из рук старика хлеб-соль и спросил: «Кто меня помнит в детстве?» Из толпы вышли шесть (так в тексте. — М. Б.) стариков, таких же седых, как Д. И.: Н. П. Мальцев (мой дед), М. Е. Урубков, Г. А. Урубков, И. А. Соколов и И. П. Мальцев. Они пригласили гостя в школу и после гостеприимного обеда долго беседовали с Д. И. Менделеевым; сверстники делились воспоминаниями. Один из них вспоминает, как вместе мальчиками они играли в бабки, другой рассказывает, как он, играя в мяч, больно ударил Митю мячом, а тот пожаловался матери. Дм. Ив., слушая рассказы стариков, от души смеялся. Потом вместе с ними он снялся на фотографическую карточку и собрался к отъезду…» Снимок тем не менее получился невеселым: дремучие, с колючими глазами мужики в туго подпоясанных зипунах, и среди них — угрюмый Менделеев в светлой широкополой шляпе и хорошем, тоже светлом, пальто. Рядом с Дмитрием Ивановичем посадили священника с большим крестом и медалью. Батюшка кажется единственным, кто доволен происходящим, поскольку так и светится простодушной улыбкой.