Надо же, такие солидные седые дядьки и такое обращение «Петька!»
Мне направо подниматься по крутой лестнице. Они, ругая Правительство, которое не даёт работать на хозрасчёте и зажимает инициативу предприятий, и свернуло Косыгинскую реформу, пошли дальше.
Приехал Иванов из командировки. Пока убежал отчитываться к замдиректора, пришёл Веня из четырнадцатого цеха. Шубутной такой мастер, разговорчивый, бесцеремонный.
Сел на место Иванова. Ждёт подписать требование на лист алюминиевый. Увидел листок с зарплатой.
- Ого, у Иванов - то за июль 200 рублей. Большие деньги зарабатывает, ребята.
- Так переходи, - смеётся Анатолий Иванович, - 140 оклад сразу дам.
- Ну, нет у вас командировки. Израсходуешься весь.
- Что вы? - удивляется наш экономист Татьяна Ивановна, - наоборот на командировочных сэкономите.
Смеётся Веня. Не соглашается. Дождал Иванова, подписал требование и ушёл.
Нет желающих по Союзу мотаться в командировках.
Так кто же я? Снабженец или рабкор?
Горький. Утро. Уже 8=20.
Целых для часа ждал открытия базы. Хотел сходить к директору. Сторожа не пускают.
- Что ж мы всех пускать будем? Он нам запретил.
Утром в комнате гостиницы, пока лежал, услышал, что в Горьком будет 28 градусов мороза.
- Ну что? Проснулся ваш начальник? - приставал к сторожам какой-то балагур. Командировочный из Саратова. Сторожа только лениво от него отмахивались.
Вчера вечером интересно получилось.
Вернулся я из театра. Смотрел «Стакан воды».
Заплатил внизу у администратора ещё за сутки. Поднимаюсь к себе. Захожу в комнату.
Те же лица. Те же водилы. Уже третий день ждут, когда их груз на базу придёт.
- Добрый вечер, мужики, играете, как всегда?
- Ага, играем.
- Ну-ну, - прохожу к своей кровати. Снимаю пальто.
А как у тебя дела, пан спортсмен?
- Я не спортсмен.
- Я кто же ты? - смеётся большеглазый старик с добрыми глазами.
Я молчу. Складываю в портфель накладные, фактуры, счета. Оглядываюсь.
Господи, да как же можно целыми днями в карты играть? Не понимаю.
- Писатель что ли? - говорит самый молодой.
- Художник? - бросает на стол карту другой.
- Студент? - покрывает ее третий.
Я молчу. Думаю, как бы им поостроумней ответить, да так, чтоб не обидеть стариков.
- А, - улыбается светленький маленький с папироской во рту, забирая битые карты и снова ловко раскладывая их в левой руке большим веером. Не везёт парню сегодня.
- А, - повторяет он. - Я знаю. Артист.
- Да, нет, - отмахиваюсь, расправляя кровать.
- Ну поэт, что ли?
Я смеюсь вместе с ними. Весёлые ребята. Им хорошо. Представляться не надо. Водители и грузчики. И один товаровед. Одним словом, командировочные.
Люди вроде все свои, Такие же, как и я. Кто в таких задрипанных гостиницах, в многоместных на шесть человек грязных комнатах с удобствами в коридоре живёт, кроме нашего брата, командировочных, да снабженцев?
Я ржу вместе с ними. Такие их догадки мне, конечно, приятны.
Да как жалею-то, что ни на один их вопрос не мог ответить утвердительно. Да, я журналист, рабкор. Да, я артист драмтеатра.
- Во. Угадали. Молодцы. Шерлоки Холмсы.
Сажусь на койку.
- Нет, ребятки, не угадали. Я коммерческий работник.
- О! Коммерсант, значит.
Это, видимо, наконец – то совпало с их впечатлениями обо мне. И вопрос кто у них такой сосед, который в карты не играет и пьёт с ними, наконец благополучно к всеобщему удовольствию снят.
Все довольны. Я тоже. Коммерсант – это тоже хорошо. По крайней мере не хуже артиста, журналиста, рабкора.
Они продолжают играть.
А я достал роман Оноре де Бальзака «Шагреневая кожа» и с удовольствием погрузился в мир Франции девятнадцатого века, такой приятный и знакомый по другим его романам, любимый мой мир.
Уже под вечер, перед сном главный агроном спросил:
- Так ты договора будешь заключать?
- Да, нет. На этот раз машину грузить.