Говорить им особо было не о чем. Оба держали свои секреты при себе. А на общие темы беседа тоже быстро затухала.
Горюнов слишком отвык от России, современных реалий почти не знал. Он активно смотрел новости и покупал кипы газет, наверстывая упущенное, хотя понимал, что газеты и телевидение не дают полной картины. Все зависит от того, кому принадлежит канал или газета.
Знал, что у нас многие издания, получая гранты от Штатов, да и откровенно имея часть уставного капитала западного происхождения, публиковали вполне конкретные заказные вещи. В издательском деле установился и вовсе монополизм, организованный в девяностые. Американцы тогда шуровали в бывшем Союзе активно, не таясь. Скупали торговые площади, даже незначительные точки-киоски, а теперь не давали туда хода другим, пытающимся выживать издательствам.
В этом вопросе Горюнова просветил муж Сашкиной подруги Танечки Фатеевой. Смуглая девица с мужской фигурой, с короткой черноволосой мальчишеской стрижкой напоминала севастопольского пацана из детства Петра, когда он ездил к дядьке-подводнику на море в Севастополь.
Петр догадался, что Александра постриглась в подражание подруге, а не потому, что «полиняла» из-за беременности. Танин муж Михаил работал в этом самом издательстве-монополисте и, не догадываясь, кто Петр по профессии, выложил ему всю их неприглядную «кухню» – в особенности про американцев, которые приезжают к гендиректору, проводят семинары. А выпускают дрянные, кое-как состряпанные и тяп-ляп отредактированные книги. И все, как слепые и глухие, выставляют, презентуют, покупают и… выбрасывают эти книги.
Горюнов, привыкший из всего извлекать полезную информацию, внимательно выслушал Михаила. И у супружеской пары Фатеевых осталось впечатление от Петра как от человека внимательного, вдумчивого. И только Саша заметила, как изменилось выражение его голубых глаз. Слушая Таню, он сонно щурился, а когда услышал рассуждения Михаила, взгляд Петра обрел холодную осмысленность, словно бы до этого его сознание блуждало где-то далеко, и глаза выглядели опустошенными, а теперь сознание выплыло на поверхность.
Александра за три месяца их совместной жизни успела заметить эти его метаморфозы – переходы от абсолютного внимания, обостренного и даже хищного, к состоянию погруженности в себя и к полной отрешенности. Подобные переходы увидеть мог не каждый, внешне Горюнов все так же внимательно слушал собеседника, на что и клюнули Таня и ее муж.
Он откладывал сигарету, если начинал вникать в слова собеседника, а если принимался снова медитировать, то окружал себя табачными облаками и укрывался за ними, как за дымовой завесой. Эта его особенность не укрылась только от взгляда влюбленной женщины, наблюдавшей за ним с пристрастием. Александра и сердилась, и ссорилась с ним только потому, что чувствовала все большую привязанность к этому нелюдимому человеку, какую-то особенную жажду общения с Петром, словно ждала от него, что он вот-вот раскроет ей секрет уж если не мироздания, то бытия. Пусть и их отдельно взятого бытия, семейного, тесного мирка, куда вхожи лишь он, она и дети…
В очередном походе по Ростову Петр увидел небольшой магазинчик восточных сластей рядом с Центральным рынком. Надпись на вывеске по-арабски должна была, вероятно, гласить что-то про сласти, но на деле… Прочитав, они с Зоровым одновременно рассмеялись.
– Руки бы оторвал этим умельцам, – Зоров имел в виду создателей вывески. – Давайте зайдем, узнаем, как магазин называется на самом деле. Стало любопытно.
Внутри пахло выпечкой, а за прилавком стояла пухленькая черноволосая девушка-ростовчанка.
– Как ваш магазин называется? – спросил Зоров, пока Горюнов рассматривал витрины. – Вы в курсе, что у вас на вывеске написано?
– Там по-арабски! – гордо вскинулась черноглазая. – «Слаще мечты».
– Спешу вас разочаровать. В переводе то, что у вас начертано… – Зоров подошел к продавщице и шепнул ей на ухо.
Она густо покраснела и поглядела на него с недоверием.
– Да-да, – кивнул Мирон. – Уж поверьте.
– А вы почем знаете?
– Хотите, я напишу, как надо правильно? Дайте листок и ручку. – Мирон быстро написал по-арабски. – Вот это в самом деле «слаще мечты». Поменяйте лучше, а то ведь найдутся те, кто понимает, будет неприятность. В городе много мусульман.
Девушка схватила листок, ушла в подсобку, вместо нее появилась другая, приглядывать за покупателями. А через минуту вышел хозяин-армянин. Он начал рассыпаться в благодарностях, поносил какого-то Хачатуряна, но не композитора, разумеется. В итоге предложил выбрать что-нибудь за счет магазина.