Дашка приучила меня бриться каждый день. Уж больно любила она прижиматься лицом к моим щекам и была недовольна, когда те кололись. А привычка, как известно, вторая натура. Никуда не денешься.
— Да, брат, побриться тебе точно не помешает. И в баньку сходить… А то пропах, понимаешь, медицинскими запахами, — подмигнул приятель. — Барышни за версту обходить будут.
— Не до барышень пока, — сказал я.
— А вот здесь ты не прав… Пользуйся случаем, пока не охомутали, — засмеялся Мишка.
В прошлом я любил только четырёх женщин: бабушку, маму, жену и Дашку. Смогу ли полюбить пятую?
Я успел уже рассмотреть себя в зеркале. Этот Георгий походил на меня: мы были примерного одного роста, разве что весил он поменьше, но это меня, когда сороковник стукнул, слегка разнесло. Как смеялись мои ровесники: в таком возрасте несолидно носить костюмы меньше пятьдесят четвёртого размера. Правда, у меня был пятьдесят второй.
Что касается лица… ничего особенного. Не тот случай, когда для того чтобы понравиться женщинам, достаточно одной внешности. Девки штабелями к ногам точно падать не будут. Да и не нужно оно мне. Я относился к категории однолюбов и любил добиваться всего сам.
Для мужика самое главное — это мозги. Всё остальное лишь приложение.
Ещё порадовала приличная шевелюра на голове. Тот «я» к тридцати уже порядком облысел, приходилось коротко стричься. Жена говорила, что это делает меня брутальней. Может, и прикалывалась… Она вообще у меня любила пошутить.
Ну вот… вспомнил любимую, дочку и снова стало хреново на душе. Будто кошки изнутри расцарапали.
Не хватало ещё расклеиться, блин.
Чтобы вновь собраться, сменил тему:
— Смушка сказал, что вы Левашова ловить поехали. Получилось?
Настроение Мишки резко переменилось. Он погрустнел.
— Ушёл, зараза! За час до нашего прибытия с места снялся и в леса ушёл. А они у нас знаешь какие — можно сто лет прочёсывать и всё без толку.
— Миша, ты меня прости… Сам знаешь, что со мной приключилось, но кто он вообще этот Левашов — из «бывших»? — заинтересовался я.
— Если б из бывших, — печально ответил тот. — Из бывших наших он…
— Как это? — не понял я.
— Да так. Воевал с германцем, крест Георгиевский за храбрость получил, с самого начала гражданской — в Красной армии, на хорошем счету. В партию вступил. Когда потребовалось — в ЧК перешёл.
— А потом?
— Потом… Как оказалось, с гнильцой был Левашов, просто сразу этого не заметили. Начал грабить и убивать. Когда его разоблачили, сбежал из-под ареста, вместе с родственничками организовал банду. Дальше пошло-поехало… Провернул несколько успешных для себя ограблений, стал считаться фартовым. К нему и потянулись. Говорили, что в банде человек тридцать, но, думаю, гораздо больше.
— Больше, — кивнул я. — Тебе Полундра ещё не рассказал, что вчера было?
— Нет, — насторожился Михаил. — А что — что-то серьёзное?
— Серьёзное, — кивнул я и принялся рассказывать.
После того, как я поведал о том, как Трубка и его кореша практически выкрали у нас Коваля, и как потом выяснилось на допросе — всё это делалось по указанию Левашова, Михаил присвистнул.
— Однако! Стоило нам уехать, а у вас тут такое…
Он с уважением посмотрел на меня:
— А ты молодец, Жорка! Как был человеком, так им и остался.
— Брось, — сказал я. — Любой на моём месте бы так поступил.
— А вот не скажи, — заметил он. — И у нас всякой швали хватает. Не всех, как Левашова, вычистили. Но рано или поздно вычистим, помяни моё слово.
— Давай так, я сейчас умоюсь и приведу себя в порядок, а когда вернусь, ты мне всё и обо всех расскажешь, — попросил я.
— Лады! — пообещал Михаил.
Ледяная вода быстро привела меня в чувство, остатки сна как рукой сняло. Всё, готов к труду и обороне.
К моему приходу Михаил уже где-то раздобыл кипятка и теперь разливал его по кружкам. Я мечтательно вздохнул: эх, сейчас кофейку бы! Не обязательно из турки, сойдёт и быстрорастворимый.