Люди, конечно, везде одинаковы, думала Женя, слушая графа Циррента. Уж если хапнул магии на халяву, так первым делом надо соседям нос утереть, завести себе золотой ночной горшок и отбить у нормального парня первую красавицу деревни. Да еще так сделать, чтобы она при всем честном народе перед тобой на колени встала. И поглумиться вволю. В этом смысле магия мало отличается от внезапного крупного выигрыша или, скажем, повышения в должности.
Мысли свернули на свое: с Олегом-то, по сути, так же вышло. Был мужик как мужик, не выбился бы в большое начальство, она и не узнала бы, сколько за приятным фасадом гнили.
Вспоминать Олега было неприятно. Тошно сразу делалось и стыдно, как будто именно она виновата — не разглядела сразу, за кого замуж шла. Полгода прошло, а все отмыться хочется! А самое грустное, что он так ничего и не понял. «Все так делают». «Дура, идеалистка, ну и проваливай, жди благородного принца, а я себе умную найду». И ведь найдет, чего б не найти.
— Вы шокированы? — спросил граф. — Я вас расстроил?
Было бы с чего шокироваться — с мерзавца, решившего отыграться на девчонке за невнимание. Не смотрел ты, чувак, нашего телевизора…
— Нет, я так, о своем, — Женя рассеянно потерла лоб: в голове плескалась тяжелая муть, хотелось не то спать, не то выпить крепкого кофе и окончательно проснуться. — Знаете, на месте той девушки я бы… — запнулась, подыскивая приличное слово вместо просившегося на язык, — приласкала тяжелым чем-нибудь по башке, в порядке самообороны, и сказала, что так и было. Тем более что мозгов в той башке явно отродясь не водилось. И чем оно все закончилось?
— Кончилось закономерно, — презрительно заверил граф. — В один далеко не прекрасный для нашего фигуранта день магия иссякла, и стал он снова самым обычным непутевым мужичком. Только успевшим настроить против себя всю деревню. Однако вы совсем раскисли. Пойдемте.
За тигриной шкурой оказалась дверь, а за дверью — маленькая комнатка: кровать, шкаф и умывальник. То ли графу нередко приходилось ночевать на работе, то ли… перебирать возможные варианты Женя не стала, кивнула благодарно, легла и тут же заснула, как провалилась.
Глава 4, в которой один принц думает, второй развлекается, а третий спит
В ночи Переломов не принято спать. Маги и древние знания предостерегают о размывании границы с замирьем — обратной стороной мира живых, той, где вечно светит полная луна и скитаются души умерших, вдыхая вместо воздуха лунный свет и выдыхая чистую энергию магии. Сон — маленькая смерть, он подводит слишком близко к опасной черте, а когда черта теряет четкость, недолго ее и переступить…
В народе говорят проще: заснешь в ночь Перелома — никто не знает, где проснешься, в своей постели или на черной траве по ту сторону мира, там, где мертвым скучно и голодно без тепла живых.
Его высочество Киренн-Ларкен, наследный принц Андара, давно свыкся с перспективой однажды не проснуться. Приговор, который не могут снять ни лекари, ни маги: сердце, медленно, но верно теряющее силу жизни. Что ж, по крайней мере, он уйдет легко. Но засыпать с мыслями о смерти — приятного мало, а в осенний Перелом эти мысли как никогда назойливы. Поэтому первый наследник андарского престола сидел у камина, накинув на ноги полосатый плед, смотрел в огонь и думал о тех, кто останется жить после него.
О старшем сыне. Ларк, скорее всего, станет королем сразу после своего деда: здоровье короля Андара, хоть и подточенное годами, все же крепче, чем у его первого наследника. Ларк знает это и спешит жить сейчас, пока государственные дела не забирают все его время. Пока можно открыто смеяться и гневаться, пить вино, не взвешивая каждое слово и каждый взгляд, целовать женщин, думая лишь об их красоте, а не о том, как пошатнет равновесие сил при дворе новая фаворитка. Пока можно уходить на войну во главе андарских полков, сражаться и возвращаться победителем. Пожалуй, главная проблема будущего короля Ларка-Элиота-Дионна будет в том, чтобы найти достойного преемника для себя в армии. Бог весть, какой из Ларка выйдет король, но потерять такого военного стратега Андар не может. Скорей всего, грустно усмехнулся Киренн-Ларкен, мальчик и не подумает о замене. Раз нет никого, кому можно доверить войско, оставит его на себе. Может, это будет и к лучшему.
О жене и младшем сыне. Ларк не любит молодую мачеху, что ж, понятное чувство. Но маленького сводного брата не обидит, можно быть спокойным. Жаль, что Клалия даже не попыталась найти с пасынком общий язык. Эти двое никогда не станут ни любящими родственниками, ни хотя бы союзниками. Но у Клалии хватает ума не ссориться с пасынком, спасибо и на том. Худой мир, вооруженный нейтралитет… Киренн-Ларкен тяжело вздохнул. Зря он поддался чарам юной прелестницы. Три года назад Клалия была едва распустившимся цветком, наивным и невинным. Теперь же цветок отрастил весьма острые шипы. Она по-прежнему прекрасна, она родила ему сына, она верная жена и хорошая мать, но для государства было бы лучше, если бы первый наследник остался вдовцом.
Ох, Клалия… Узкое бледное лицо, белокурые волосы потомственной северянки, ослепительно синие глаза, смех, похожий на россыпь серебряных колокольчиков. В ней, такой хрупкой на вид, так много жизни. Рядом с ней легче дышится и быстрее бьется сердце. У нее узкие ладони, такие нежные и такие сильные. У нее… Киренн-Ларкен тряхнул головой. Не надо вспоминать прелести жены, когда она уехала. Клалия не хотела оставлять его, но маленькому Киренну полезно переждать осенние дожди на южном побережье. Она хорошая мать, его Клалия, за младшего сына он тоже может не волноваться.
Все с ними будет хорошо. Надо верить, иначе очень страшно умирать, а дворянину, первому наследнику, наконец, просто мужчине — стыдно бояться смерти.
Говорят, ночи Переломов хороши, чтобы приманивать в дом достаток, привораживать любовь и вообще переламывать судьбу. Но тут есть закавыка: для благоприятных изменений куда лучше подходят весна и лето, время расцвета и изобилия. Осенний же и зимний Переломы чреваты бедами, потерями, а то и внезапными смертями.
Принц Ларк-Элиот-Дионн, второй наследник андарского престола, не верил ни в приметы, ни в судьбу. Зато считал ночь — любую ночь — вполне подходящим временем для развлечений. И, в самом деле, почему ночь Перелома должна быть исключением?
В бальном зале Офицерского Собрания гремела музыка, пары неслись в стремительном водовороте холо, расходясь и сходясь, меняясь партнерами, теряя друг друга и вновь встречаясь. Двойная цепь танцующих скручивалась в солнечную спираль, вилась вьюнком, рассыпалась бешено кружащим листопадом. Рисунок холо Перелома оставался неизменным веками — хотя века назад вели его друиды и непорочные девы в священных рощах, а танцевать вот так, флиртуя, ведя легкомысленные разговоры, с мыслями о выпивке, поцелуях и веселье до утра, наверняка сочли бы кощунством, достойным смерти.
Принц Ларк-Элиот-Дионн мало что считал кощунством, и танцы в этот список никоим образом не входили.
— Ваше высочество так задумчивы, — сладко прошептала на ухо красотка Розалин дель Гьяппа, доставшаяся принцу при очередной смене партнерш. — Ваше высочество не любят танцевать?
— Люблю, — усмехнулся принц, наклоняясь к прикрытому черным локоном ушку. — Особенно со столь прелестной дамой, как вы, милая Розалин.
Прелестной, страстной и не слишком блюдущей верность сухарю-мужу, вице-директору банка «Гьяппа и Гьяппа». Чем, интересно, думают давно перешагнувшие середину жизни мужчины, когда берут в жены девушек вдвое, а то и втрое младше себя? Не головой, точно. Когда-то Ларк задал этот вопрос отцу, но вместо ответа получил оплеуху, на чем тема и была закрыта.
Последний аккорд раскатился дробью каблуков, метнулся эхом под высоким потолком и умолк.
— Как здесь душно, ваше высочество, — проворковала Розалин. — Вы не откажете в любезности проводить даму на балкон?
— С радостью.
Принц галантно подставил даме руку, тонкие пальчики многозначительно сжали его ладонь.
— Я думаю, — шепнул принц, — верхняя галерея доставит больше радости разгоряченной танцем даме.