При мысли об уголовщине графу припомнилось шумное дело, ознаменовавшее первый год его работы в Тайной Канцелярии: нечистые на руку маги, столичные сутенеры, мерзавец с корсарским патентом и похищение полутора десятков девиц на ритуальные нужды колониальных шаманов. А потом, по вполне понятной ассоциации, стукнул в голову замшелый, но до сих пор доставляющий изрядно хлопот обычай жертвоприношений на праздники Переломов года. За человеческие жертвы пять веков как смертная казнь, а нет-нет да взбредет какому-нибудь магистру магических наук дурная идея проверить древние рецепты. Просвещенный век, разэдак его! А лучшая жертва, согласно все тем же замшелым рецептам, — юная девственница.
Заккендаль, похоже, подумал о том же. Переспросил:
— Говорите, в Чародейном саду?..
А графу, для полноты картины, вспомнилось из запальчивой речи девицы принятое поначалу на счет Тибериша и потому пропущенное мимо ушей «похитить посреди улицы».
— Ну я ж до них доберусь. Всякий страх потеряли.
Когда начальник Тайной Канцелярии начинал говорить таким свистящим полушепотом, страх обычно накрывал даже тех, кому бояться было нечего. Но, увы, зарвавшиеся волшебники еще не знали, что им пришла пора сушить сухари и думать о вечном.
— Что с девушкой, доктор?
— К счастью, ничего особо страшного, — Заккендаль осторожными движениями прямо сквозь одежду растирал какие-то одному ему ведомые участки на теле девушки. — Общая слабость, наверняка испуг…
— Для испуганной девицы вела она себя весьма нахально.
— Что ж, это делает ей честь. Учитывая магическое влияние на сознание, я рекомендую отдых, легкий ужин без вина, сон и только потом беседу.
— Ей нужно ваше наблюдение?
— Полагаю, нет. Однако перевозить ее сейчас и вообще всячески тревожить категорически не рекомендую. Минимум перемещений, желателен полный покой.
— Я и не собирался, — уверил фор Циррент. — Отдохнет здесь.
Он хотел еще спросить, собирается ли доктор приводить пациентку в чувство, но тут девушка очнулась.
Глава 3, в которой Женю угощают ужином, рассказывают сказки и укладывают спать
Над головой звучали голоса — один уютно мягкий, а второй — рассерженный, злой и колючий. Кажется, говорили о ней, но от попытки прислушаться закололо в висках и закружилась голова. Поэтому вслушиваться Женя не стала, а открыла глаза.
Давешний граф как-его-там возвышался в монументальной позе, скрестив руки на груди, и жесткое выражение на его узком лице явно не сулило ничего хорошего. Впрочем, глядел он не то чтобы на Женю, а как-то рассеянно, будто думал совсем не о ней. Может, просто женских обмороков боится, хмыкнула про себя Женя. Вон, даже уложить сподобился и врача позвать. Если, конечно, этот толстячок в черном — врач, а не какой-нибудь помощник следователя.
Лежать без подушки было неудобно, и Женя приподнялась.
— Лежите-лежите, — толстячок придержал ее за плечи. — Как вы себя чувствуете? Голова болит? Кружится? Слабость?
Точно, врач.
— Низко, — объяснила Женя. Ухватилась за толстячка-доктора, села, стащила куртку. Свернула, пристроила под голову: — Так лучше.
Хотя нормальная подушка была бы, конечно, еще лучше.
— Хорошо. Вы пока не должны вставать.
Вставать и не хотелось. Женя ощущала себя непривычно слабой, даже злость куда-то делась: похоже, злиться просто не оставалось сил. Доктор пощупал ей лоб, заглянул в глаза, придержав веки пальцами, положил ладони на виски. Ладони у него были мягкими и приятно прохладными.
— Вы врач? — глупый, конечно, вопрос, но для знакомства сгодится.
— Что, простите? — толстячок растерянно моргнул.
— Вы доктор? — повторила Женя.
— Занятно, — заметил из-за спины доктора хмурый граф, — заклятие все-таки подействовало, но девушка еще путает языки.
— Доктор Заккендаль, к вашим услугам, милая барышня, — толстячок, не вставая, изобразил легкий поклон, и Женя невольно улыбнулась. Располагающий дядька. Наверное, это у него профессиональное.
— Очень приятно. Доктор, вы можете объяснить, что со мной произошло?
— Хороший вопрос, — буркнул граф. — Все мы хотели бы узнать ответ.
— Не сейчас, — мягко сказал доктор. — Серьезные разговоры подождут.
— Ладно, — вздохнула Женя, — ну а со мной что? Я вообще-то к обморокам не склонна.
Доктор, кажется, встревожился.
— Вы не помните, что было с вами до обморока? Совсем?
Женя потерла лоб. Поглядела на графа:
— Вы… — черт, как же его зовут-то? Не обращаться же, в самом деле, фон-как-вас-там? — Извините, я не помню, как вас называть. Вы что-то сделали, и у меня в голове как взорвалось. Вы всех так допрашиваете, или мне особенно повезло?