Такой же унылый, как и вчера, Гио говорил Агафонычу что игры не по его части, и что это скучно, и вообще для детей. Ярышкин в свою очередь настаивал. Психотерапия, мол. Выплеск агрессии, все дела.
Что до ненаглядной Риточки, то пока что Гио не стал писать ей насчёт командировки во Францию и решил сваливать свою занятость на злого плохого начальника, — то есть на меня. Вот только физически Сидельцева находилась от него буквально через дорогу и… Посмотрим.
Уж не знаю, как в итоге закончится эта история с оборотнем, но очень надеюсь на какое-нибудь лёгкое разрешение ситуации, — в идеале без моего участия. Во-о-оот… Во всяком случае, никаких наставников-оборотней мы для Гио пока что не нашли и придерживались схемы: «поболит, да отвалится».
Ну да ладно! К делу! К теплоходу! Таранов со строительным сантиметром отправился изучать бронированную каюту, а мы с Солнцевым ждали, пока капитан откроет дверь.
— Готово, — сказал Еремей Львович, когда последний из замков наконец-то упал на пол. — Заходите, всё здесь.
Каюта. Просторная и не сказать, чтобы захламлённая. Вся экспозиция занимала места меньше, чем какой-нибудь музей гвоздя или выставка пупочных катышков. Так что план Солнцева насчёт того, чтобы её перенести пока что выглядел очень даже реалистично.
— Вот тут снаряды, которыми расстреляли «Вандал», — начал рассказывать Буревой. — Вот обломки старого штурвала. Вот пистолет Ржевского с одной пулей…
— Не воспользовался?
— Как видишь, Василий Викторович. Кхм-кхм, — Еремей Львович пошёл дальше. — Вот сохранившийся от тех дней сервиз посуды, а вот судовой журнал. Тоже сохранившийся, да только его во время прорыва блокады никто не вёл, как ты понимаешь. Последняя запись о том-де, что судно реквизировано неким лейб-гвардейцем. Так… вот тут, значица, ташка самого Ржевского. Внутри флакон духов и письмо порнографического содержания от какой-то графини. А там на вешалках наряды прошмандовок, которых он набрал в команду.
— Во как…
Действительно, целая куча платьев. Мягко говоря вызывающих, а грубо говоря проститутошных. Из шёлка и бархата вырвиглазных цветов, сплошь в бантиках, рюшах и завязочках. Корсеты опять-таки, вырезы в самых неожиданных местах и кружевные чулки, — всё-таки работницы публичного дома знали толк в разврате ещё до изобретения латекса.
— А в следующей комнате что?
— Э-э-э, — отмахнулся Буревой. — Там у меня огородик.
— Огородик?
— Ну да. Я же немножечко друид, — как будто бы застеснялся Еремей Львович, но тут же продолжил: — А там окошко сохранилось. Душно в каюте, жарко, вот я по сезону там помидорки в кадках и выращиваю. Лучок там, горох, крыжовник.
— А можно посмотреть?
— Конечно! — оживился старичок. — Пойдёмте покажу!
Вслед за капитаном, мы с Солнцевым прошли в соседнюю каюту и ахнули. Действительно, Буревой устроил тут форменное буйство природы. Настоящие заросли на половину комнаты. А на другую половину, где-то там, за кустами, притаился…
— У вас там рояль что ли?
— Ну да, — кивнул Еремей Львович. — А точно же! Прошу простить, господа, рояль тоже часть экспозиции. Старинный, ещё со времён «Вандала». На нём Ржевский потаскухам свои песенки играл.
— Разрешите? — улыбнулся Солнцев и прохрустел пальцами. — Вспомню молодость, так сказать.
— Да пожалуйте, только он вряд ли настроенный. Это же когда дело было?
— Ничего страшного.
Я тоже заинтересовался. Играть-то я не умею, но прекрасно знаю насчёт ценника на подобного рода вещи. Рояль старинный, явно не фабричный, и в перспективе может стоить столько, что нам хватит на ремонт всего судна. Антиквариат же! Раритет! Повезло бы ещё с мастером, который приложил к нему руку.
Так что вперёд! Раздвигая кадки с помидорами, мы с Солнцевым продрались сквозь кусты к роялю. Я тут же начал фотографировать инструмент на предмет оценки, а Яков Саныч сел, открыл клавиши и принялся наигрывать кузнечика. Но уже спустя пару нот хмыкнул, сказал:
— Н-да, — и закрыл крышку обратно. — Совсем в чепуху расстроен.
— Слушай, Яков Саныч, а ты, получается, шаришь?
— Да не то, чтобы очень…
— Где на роялях стоит подпись мастера? Или как оно правильно называется? Клеймо? Автограф?
— Чего не знаю, Вась, того не знаю, — ответил Солнцев и почесал в затылке, а я начал искать.
Сбоку нет, с другого бока тоже. На крышке ничего, днище тоже пустое. Сзади, спереди — по всему получалось, что это рояль руки неизвестного мастера.
— А может быть внутри? — спросил я скорее у себя самого, попытался открыть крышку, но что-то как-то не преуспел. — Оно должно быть таким тугим?