Выбрать главу

            Вообще-то философ слыл очень сдержанным человеком. Да и как можно, даже имея сверхспособности достичь каких-то высот в любой области в стране, где титульной нацией является народ-дебил, и управляют ею руководители-дебилы. Именно благодаря сдержанности, он сумел в свое время здесь в Москве закончить самый престижный в стране ВУЗ, аспирантуру, потом там же преподавать, издать множество своих научных трудов… И это при условии, с годами все нарастающей ненависти ко всему «титульному», даже к языку, на котором он писал свои труды. И он от этого так устал… Его ненависть не умещалась в нем, рвалась наружу, и ему все труднее становилось ее прятать, сдерживать. В последние годы он жил уже на родине и вроде бы немного отдохнул, отошел. Но всякий раз, когда приезжал сюда, даже на короткое время, вновь с прежней силой начинал ненавидеть всю эту мерзость, тесноту, нищету, пьянство, поедание селедки на газете. И, что особенно его не то смешило, не то бесило, то что большая часть этого «стада» до сих пор убеждено, что они живут в самой свободной и справедливой стране, «где так вольно дышит человек». Даже редкие «выпуски» их за границу не добавляли им ума, чтобы понять, что это не так. Они до сих пор верят той чуши, что на Западе потому живут лучше, что столетиями грабили колонии, да и сейчас продолжают процветать за счет стран «третьего мира». Уж кто столетиями грабил так это в первую очередь титульные русские, цари грабили нерусские народы, генсекретари тоже грабили союзные республики. Но даже всех ограбив, они не могут научиться нормально, хорошо в достатке жить. Чем же еще объяснить, что даже ограбленные нетитульные народы Союза живут лучше этих титульных. Только патологической тупостью русских и их руководства. Как же еще можно охарактеризовать народ и руководство, которые запуская спутники в космос умудряются жить по уши в дерьме, есть «бумажную» колбасу, за которой еще приходится давится в многочасовых очередях.

            Когда началась эта Перестройка, инициированная мужем его университетской однокурсницы, пробившемуся на самый верх в иерархии этой страны… Он его хорошо знал, он тоже учился в те же годы в том же университете, только на другом факультете. Как только он на ту вершину взобрался, Философ окончательно понял – этот народ вообще недостоин быть тем, кем является, основным народом сверхдержавы, по которой сверяют свой путь многие другие народы, попавшие в его историческую «сферу притяжения». Сама идея коммунизма, может, и не так уж плоха, но разве можно идею «светлого будущего человечества» осуществлять на базе столь никчемного народа. Разве могут придти к этому светлому будущему люди, не имеющие в зародыше, генах элементарного чувства собственного достоинства!? Это чувство присуще всем, и большим, и малым народам – у русских его нет и никогда не было. Как же тогда можно подчиняться этим людям и руководителям народам, у которых чувство собственного достоинства не только есть, но и чрезвычайно сильно развито? Здесь, конечно, в первую очередь Философ имел в виду свой народ. Нет, даже самые последние особи из его народа никогда не опустятся до такого, чтобы есть селедку на газете и пить плохую водку в подворотне, не потерпят, чтобы его жена, сестра, или дочь укладывали шпалы на железной дороге, или таскали кирпичи, не потерпят чтобы у его матери не было хороших платьев и хороших зимних сапог. Он украдет, обманет… убьет, наконец, но не потерпит. А они терпят все это, и еще множество всяких мерзостей, что творит с ними их власть. А власть, «натренировавшись» в издевательствах над русскими, обнаглела до того, что начинает так же относиться и к другим народам, у которых есть то, что нет у титульной, скотоподобной нации, есть чувство собственного достоинства. Нет, это у них не пройдет, с этим надо решительно кончать. Хватит вместе с русскими жить в дерьме и страдать. Зачем жить в одной стране с народом, который такую скотскую жизнь считает нормальной и не пытается ее изменить!?..

Через громкоговоритель объявили, что вылет ряда рейсов, в том числе и его, задерживается на неопределенное время. Настроение философа еще более ухудшилось: «Все-то у них не так, и руки не оттуда растут и головы нормально не варят…». Он конечно понимал, что погодные условия ни как не зависят от качеств русского народа… Впрочем, если поразмыслить, пофилософствовать, то и здесь можно обнаружить определенную связь-закономерность. Ведь все нормальные народы сумели обустроиться на участках земной суши с вполне приемлемым климатом: французы, немцы, итальянцы, испанцы… То же самое можно сказать о его народе. Даже ближайшие родственники русских, украинцы и те устроились на лучшем месте. А эти уроды куда заперлись? В леса, в болота, в холод. Даром что земли больше всех нахапали, но самой худшей, где жить почти нельзя. Хуже чем у них среда обитания пожалуй только у чукчей и им подобным совсем уж убогих народов. То ли дело его родина, стоит только на нее посмотреть и сразу становится ясно, такую землю может населять только столь же прекрасный и обязательно гордый народ…

            Однако «поток сознания» не помогал переносить «тяготы и лишения» - философ все больше уставал. Возникла острая необходимость искать место, куда бы можно присесть. Он еще держался на ногах, но после того как объявили о задержке его рейса, силы будто разом кончились. Ему казалось, что если он нечаянно споткнется и упадет, то уже не сможет самостоятельно встать. Философ шаркающей походкой переходил из одного огромного зала в другой… но свободного сидячего места нигде не увидел, более того даже у стен все пространство оказалось занято пассажирами, сидящими прямо на своих чемоданах и сумках, некоторые просто лежали постелив на пол кто что мог. Он приехал в Москву с одним портфелем и конечно тоже мог бы положив его на пол сесть… но он не опустится до этого, чтобы подложить свой портфель, в котором лежат его нетленные рукописи на этот грязный заплеванный пол. На такое способны только вот эти люди, лишенные собственного достоинства, а он его имеет… О что это?... Там возле кадки с каким-то полузасохшим экзотическим деревом… Кажется случилось чудо, там освободилось место на так называемой «завалинке», кожухе тянущемся вдоль наружной стены из оргстекла, который закрывал трубы отопления. Сидеть там, конечно, не очень удобно, но можно. Философ, мобилизовав все остававшиеся у него силы, поспешил туда… Он успел, или скорее всего прочие претенденты на этот «аналог сидячего места», увидев как к нему устремился, едва не сшибая встречных-поперечных, пожилой человек в кепке с перекошенным злым лицом… они просто не стали его оспаривать.

            Ну вот, наконец-то, он сидит, опираясь спиной о прозрачную стену, и снизу идет теплый воздух от отопительных труб. Можно слегка передохнуть прикрыть глаза и вновь предаться любимому занятию, думать-мыслить. Десятилетиями натренированный интенсивными философскими размышлениями мозг не мог бездельничать, предаваться чему-то вроде блаженства, рождая иной раз такие выводы, что надо бы тут же записать, ибо то были мысли достойные Платона, Декарта, Канта… и им равных величайших мыслителей человечества. Но рождались они в его голове, философа второй половины двадцатого века, крупнейшего (в этом он не сомневался) философа своего времени. Вот только не повезло ему со страной, где приходиться жить ему и его небольшому, но талантливому народу. В последнем он тоже не сомневался, ведь именно его народ выдвинул такого философа как он, а весь этот огромный титульный за всю свою историю не смог выродить ни одного такого же (в этом он тоже не сомневался). Видимо потому здесь и не ценят по достоинству настоящих гениев, титанов мысли. Потому что сами не могут таковыми стать. Хотя, в общем-то, его признают. Причем признают даже в так называемых высших сферах, если конечно  так можно говорить о выскочках-плебеях, руководящих этой страной. Сейчас он вспомнил малозначительный но показательный факт, как в пору его студенческой молодости, будущая жена первого лица этой страны, с той которой он тогда учился на философском факультете университета… Эта пустая жеманница тогда на каком-то студенческом вечере с восхищением проговорила: ох и какой же ты умный и талантливый. А он тогда лишь дурачился, экспромтом выдавал какие-то заумные объяснения самых обычных вещей и тем ставил своих сокурсников в состоянии мыслительного ступора. Они, будущая элита общества, студенты-философы просто оказались не в состоянии так же как он свободно, абстрактно мыслить и делать выводы – ведь для этого даже таланта мало, нужна внутренняя свобода мышления, свобода от расхожих мыслительных штампов, что дает именно чувство собственного достоинства. Помнится, уже будучи преподавателем университета, в среде прочих преподавателей-философов он опять же экспромтом выдал: «Существуют предметы и существует бытие существующего и существует еще нечто в мире, что требует своего особого языка, для того чтобы это нечто выразить. И этот язык есть метафизика, или философия». Эту его в общем-то простую мысль не мог постичь никто. А коллеги просто посоветовали ни в коем случае не втолковывать это студентам, и вообще для его же блага не выходить за рамки официальных учебников. И тогда пришло окончательное осознание, что он один единственный в этой стране настоящий философ, способный не слепо пересказывать учебники, а создать свою философию. Все остальные в лучшем случае способны просто философствовать хоть и считались настоящими философами, защищали диссертации, получали кафедры, звания, награды. А он создал-таки свою философию, так же как в свое время это делали те же Платон, Декарт, Кант, Гегель… Свою философию он определил как «поиск гражданства неизвестной духовной родины». Ха-ха… и вновь здесь его ни кто не мог понять. Да и где им этим правнукам крепостных рабов, детям взбунтовавшегося плебса, уничтожившими своих господ и захотевших «звучать гордо»… Но для этого, опят же надо перво-наперво уважать самих себя, отучится от своих мерзких привычек, хотя бы не есть на газете. Нет, русским потребуется еще много столетий, чтобы обрести чувство собственного достоинства, предтечу свободы духа и мысли, чтобы выдвигать из своей среды настоящих больших философов, таких как он. А пока что эти тупицы даже в ранге профессоров и академиков не смогли распознать в его «поиске неизвестной духовной родины» всего лишь теоретическое обоснование поворота вектора развития его народа в сторону от отставшей, деградирующей России. Туда, куда лучшие представители его народа всегда смотрели с надеждой на спасение, в сторону просвещенной Европы…