— Они же тепло любят, — со слезами на глазах причитал морочник. — Они же с равнины!
Следующая ночь стоила жизни еще трем дракончикам. Теперь уже четыре зверя несли на себе по двое седоков, и было ясно видно: еще одной холодной ночевки им не выдержать. На мальчишку-морочника было жалко смотреть.
Деревень на холодном плоскогорье не было. И неудивительно, решил Леон, стуча зубами и пытаясь согреть руки о шею дракончика. Горы обширны, а людей в горах мало. Поселись они все здесь, а не в долинах, их бы скоро не стало совсем.
Тихая Радость кончилась. Кирейн стал окончательно невозможен: горько ныл, жалуясь на холод, сочинять не желал, а если просили что-нибудь почитать, начинал одну и ту же историю про неловкого шептуна Нарцисса, у которого от удара драконьего хвоста отвалились усы. Часто шмыгал носом Батт и не скулил, очевидно, только потому, что боялся насмешек.
Умнейший сделался хмур, часто взбирался на возвышенности, чтобы оглядеть окрестности, раздраженно бормотал непонятные слова, то и дело чертил что-то на клочке пчелиной бумаги и в конце концов разорвал бумагу эту и выбросил обрывки. Путь, указанный им, зигзагом пересек плоскогорье и теперь, судя по всему, приближался к его краю.
— Если это вообще существует, то где-нибудь здесь, — сказал он наконец. — Ищите.
— Что искать? — спросил Леон, оглядываясь.
— Не знаю. Но смотри в оба… Стоп!..
Бездорожье пересекла тропинка.
— Вот и нашли.
Была тропинка едва приметна, петляла среди валунов, местами пропадала вовсе, и Леон со стыдом осознал, что вряд ли заметил бы ее, несмотря на весь охотничий опыт. Наверно, Умнейший все же знал, что искать.
— Видишь гору? — показал старик. — За ней в долине деревня, а по подошве идет хорошая тропа. Эта тропинка туда и ведет. Я в той деревне гостил дважды и знать не знал, что Столица рядом.
— Разве в деревне про Столицу не знают? — поразился Леон.
— А ты решил, что Столица — селение? — усмехнулся старик. — Не надейся. Больше одной души в тайном месте жить не может, иначе оно перестает быть тайным. И эту-то душу мы, надеюсь, скоро увидим. Скажи-ка своим орлам, чтобы приготовились.
— К чему?
— Ко всему. Мне почему-то кажется, что тут нас с дороги не накормят и Тихой Радости не нальют. Может быть — к бою.
— С человеком? — отшатнулся Леон.
— Ты, вижу, еще плохо понимаешь, что такое человек, — проговорил Умнейший и вдруг вспылил: — С противником! Понял? А человек он или нет — неважно! — И, успокаивая, добавил: — Сначала, конечно, попробуем договориться…
Тропинка оборвалась в круглой яме с отвесными стенами. Дна видно не было.
Спешились. Переглядывались в растерянности.
— Карстовый провал, — определил Умнейший. — Примерно так я и думал. Где-то тут должен быть спуск… — Он полежал на животе, свесив голову в яму. — Ага, лестница убрана, вон лежит. Значит, хозяин дома.
— Покричать ему? — предложил Парис.
— Ш-шш… У кого веревка?
Достала веревка до дна или нет, определить было трудно.
— Тирсис, ты первый. Духовую трубку держи наготове. Внизу не шуметь!
Тирсис вопросительно посмотрел на Леона. Леон кивнул.
— Далее: Сминфей, Батт, Фаон и Элий. Затем я, последним — Леон. Остальным ждать наверху. Ясно?
Голос Умнейшего был таков, что ему повиновались беспрекословно. Кирейн только спросил:
— Долго ждать?
— Сколько надо, столько и ждать!
Когда подошла его очередь, старик спустился вниз на одних руках с неожиданной легкостью. У Леона вышло нисколько не лучше.
Дневной свет сузился в неровный круг над головой. Внизу журчал ручей, вытекая неведомо откуда и утекая неведомо куда. Бледный лишайник цеплялся за камни. Вытоптанная в нем тропинка уводила в темный стрельчатый проход.
— Кто у нас самый тихий? Элий? Давай-ка вперед. Леон, ты замыкающий.
Скоро началась такая узость, что пришлось ползти. Холодный камень под ладонями был гладкий, словно отшлифованный. Леон содрогнулся, подумав о том, что так оно и есть. Сколько столетий люди пользовались этим лазом, коленями и ладонями полировали скалу… Странные люди подземелья, скорее всего — Хранительницы, сменяющие друг друга из поколения в поколение…
Где-то впереди лежало страшное неживое Зло.
Лаз кончился коридором. Спотыкаясь о сталагмиты, шли молча, только чуть слышно сопел Тирсис, выставив перед собой духовую трубку.
За ближайшим поворотом забрезжил слабый синеватый свет.
— Светящихся жуков он разводит, что ли? — шепотом предположил Умнейший.