Оружие шлепнулось в протянутую ладонь. Бритва включила экран тепловизора и наставила его на заднюю стену душевой кабины. Опустила чуть ниже.
В экране отразилась пустота. Как полость в горной породе.
Бритва улыбнулась и нажала спусковую кнопку.
В стороны полетели осколки плитки и бетонная пыль. Она прижала ладонь к носу и подошла ближе. Как она и думала, за проломом вниз уходила раздвижная лестница. Несанкционированный легионом ход в канализацию. Торговцы наркотиками часто пользовались такими.
В лицо пахнуло холодом и сыростью. Вдоль стен спиралями тянулись запахи десятков людей. И, возможно, внизу их уже ждали.
– Пошли.
Луций спокойно застегнул куртку, спрятав под ней оружие. Говорил как о чем-то само собой разумеющемся. Будто они еще на берегу договаривались, что вдвоем двинут в канализацию к кликерам и торговцам оружием. С одной пушкой на двоих. Да он хоть представлял, куда лез?
Бритва смерила его взглядом, оценила напряженные плечи Луция.
– Ты? – Она качнула головой. – Я пойду одна.
Луций помрачнел.
– Исключено. Я – старший в нашей связке, я решаю. Мы идем вместе.
– Только всех распугаешь. Мне они скажут больше.
– Нет.
Что за упрямая сволочь?
Бритва уперла кулак в бок.
– Я там своя. Ты – нет. Только время потратим.
Пару мгновений они мерялись взглядами, и наконец Луций сдался.
– Три часа. – Он засек время на браслете. – У тебя есть три часа. После я вызываю подкрепление.
За окном накрапывал обычный для начала зимы дождь. Наверняка пах топливом – грязной кровью планеты. Капли ползли по стеклу прозрачными червями. За ними ритмично вспыхивала алым вывеска магазина через дорогу. Мерно шумела магистраль, совсем как прибой на планетке системы G-56. Луций отдыхал там, на родовой вилле. Давно это было.
Он откусил лепешку, сморщился и плюнул ее обратно на тарелку. Безвкусная гадость. Мысли его неизменно возвращались к Бритве. Зря он отпустил ее одну. У кого теперь стоило просить подкрепление: у центуриона Пуллия (и получить выговор за несанкционированный вызов «нюхача») или у командира группы нюхачей (и получить в зубы за то, что подверг опасности жизнь его подчиненной)? Больше всего Луций хотел спуститься в тоннели лично, но знал, что не протянет и десяти минут. Патрициев в канализации не любили особой нелюбовью.
Он потянулся к мочке уха, но убрал руку, когда свет с улицы плеснул в глаза. Аэроцикл. С рокотом турбин он дважды крутанулся на стоянке перед кафе, приземлился и затих. Улица вновь потемнела.
Дверь забегаловки отползла в сторону, и порог переступила Бритва, держа под мышкой шлем. Ее лицо было пасмурным, как погода за окном; на скуле алела содранная кожа. Заметив эту отметину, Луций отложил вилку и привстал. Его кольнула смутная вина, на смену которой пришла холодная ярость. Стоило разыскать хозяина кулака и пальнуть из распылителя по его яйцам.
– Что, снова красавчик?
Он указал на кровоподтек, желая, чтобы на этот раз она назвала номер. Вычислять уродов по номеру всегда было проще. Но Бритва только смерила его взглядом – своим коронным «не-трогай-меня» взглядом – и села.
– Не твое дело, Цецилий. Они что-то знают. Это точно, как дерьмо в сортире. Видели Сорок Пятую, но ничего не говорят.
– Кто-то может расколоться?
Бритва неопределенно пожала плечом.
– Точно не мне. Может, кому-то из своих, – сказала она и отвернулась к окну, накрыв щеку рукой.
Луций задержался взглядом на ее длинных, усеянных бусинами дождя пальцах; заметил часто бившуюся жилку на шее. Интересно, она принимала обезболивающее тем вечером? Выданный им «гелиос» должен был закончиться, а в аптеках такие сильные препараты не продавали. Он знал эти ощущения: когда ладони потели, голова раскалывалась, а жилы тянуло из тела, как нить из шва на ране.
И разбитая щека. Дети Марса любили подраться.
Дети Марса.
Он вскочил, едва не перевернув стул. Кинул на стол разменную карту.
– Заказывай что хочешь. Я плачу, – бросил уже на бегу и выскочил в дождь.
Долги прошлого
Допросная комната походила на коробок. Тесный и холодный, с белыми стенами и раздражающим искусственным освещением. Одна из ламп потрескивала, словно готовилась взорваться и усыпать сидевших под ней раскаленными осколками. Луций уставился на глазок камеры, вмонтированный напротив стола. Камера подмигнула зеленым. Совсем как военный окуляр.
На стуле для подозреваемых – привинченном к полу – горбился марсианин, бледный после крио. С отекшим телом и набухшими веками. На бритой голове – засохшая кровь, лицо сизое от кровоподтеков. Вместо руки в рукаве тюремной рубахи виднелось запястье имплантата с пучком оборванных проводов.