Подсчитываю себе, выбирая оптимальную площадь и высоту строения, и чувствую повышенный интерес к тому, что делаю, и понимаю, что это не жена. Кто-то чрезмерно любопытный, сидевший на следующем ряду, заглядывал мне через плечо. Нахождение в одном секторе ипподрома двух человек, не интересующихся скачками — это, как будут говорить в Одессе, немного чересчур, и я оглянулся.
Позади и немного наискось сидел мужчина лет сорока без льстивого выражения на лице — клейма придворных, облаченный в скромную шерстяную серовато-белую тунику с длинными рукавами, возможно не одну, и темно-коричневый солдатский плащ-лацерну. Октавиан Август обожает талантливых людей. Наверное, потому, что сам графоманит помаленьку. Рядом с ним постоянно и не безвозмездно тусуется целая орава писателей, поэтов, художников, скульпторов, философов, математиков, архитекторов, причем некоторые из-за хмурых физиономий кажутся инопланетянами среди нормальных подхалимов. На правах клиентов они сопровождают его во время перемещений по городу. Так здесь принято: влиятельность определяется многочисленностью свиты и наоборот. Только один день в году император, облаченный в лохмотья, шляется по Риму в одиночку, изображая нищего, собирая милостыню. Так он вымаливает у богов прощение за то, что все остальное время находится на вершине власти. Это, наверное, единственный в мире нищий, которому за день подают несколько золотых ауреусов, не говоря уже о десятках презренных серебряных денариев и прочих сестерциев. Правда, все это тут же раздается тысячам профессионалов, у которых постоянные рабочие места на папертях храмов.
— Понимаешь, что делаю? — спросил я.
После короткой паузы он ответил:
— Догадываюсь. Подсчитываешь что-то, используя цифры, похожие на финикийские.
— Верно, — подтвердил я. — Они удобнее для сложных расчетов, чем латинские.
— Факунд Новий, — представился он и поинтересовался: — Что именно рассчитываешь?
Я назвал свое имя и ответил:
— Здание под мастерскую. В ней будет стоять большая печь. Надо предусмотреть размер и окна, чтобы было не слишком жарко рабочим, подсчитать, сколько потребуется плинф.
— Ты архитектор? — спросил он.
— Нет. Боги решили, что и так слишком много знаю, — пошутил я, — но могу рассчитать проект.
Факунд Новий улыбнулся и задал, видимо, важный для него вопрос:
— Судя по имени, ты из греков?
Греки все еще считаются самыми образованными, но уже не самыми умными.
— По маме, — сказал я.
— Откуда знаешь этот счет? — продолжил он допрос.
— Халдей научил, — соврал я.
На халдеев сейчас можно валить все, что угодно, особенно высокий уровень научных знаний.
— Не можешь научить меня пользоваться ими? — попросил он.
— Конечно. Приходи завтра утром ко мне, — предложил я, назвав путь к своему домусу, потому что в столице нет ни номеров домов, ни названий улиц, за исключением главных, а ориентируются по храмам, другим приметным зданиям и, что надежнее, спрашивают у прохожих.
В этот момент рядом со мной взвыли от огорчения Октавиан Август и Флавия, которая последовала примеру своего императора и поставила тысячу сестерциев из якобы собственных средств, заработанных в Индии, которые все никак не закончатся, несмотря на непомерные траты. Колесница номер шесть пришла всего лишь третьей.
— Только не говорите, что это я наколдовал! — шутливо потребовал я. — По теории вероятности номер шесть мог выиграть всего лишь в одном случае из двенадцати.
На мою жену научные формулировки действуют безотказно. Выяснилось, что и на императора тоже.
— Что за теория? — полюбопытствовал он.
— Раздел математики, который пытается найти закономерности в случайных событиях, в том числе определяет пространство исходов, как в данном случае, — ответил я.