Я направился к зданию плавной бесшумной походкой, как, по моему мнению, должны передвигаться привидения. Никогда их не видел, поэтому не уверен, что копирую правильно. Так и те, кто меня заметит, тоже, наверное, не встречались с ними, поэтому должны заценить мои актерские способности.
В одноэтажной пристройке была входная дверь, ведущая в вестибул (прихожую). Слева и справа от него таберны (комнаты для рабов и слуг). Дальше будет атриум (крытый двор) с комплювием (световым колодцем) над имплювием (бассейном), который раньше использовали для сбора дождевой воды, а теперь это дань традиции. За ним таблинум (кабинет хозяина, приемная), не отгороженный от атриума, но есть дверь, ведущая дальше, в перистиль (открытый двор с колоннами, поддерживающими крышу) и писциной (вторым бассейном с фонтаном). На него выходили расположенные по периметру триклиний (пиршеский зал), кукина (кухня), кубикулы (спальни), экседра (гостиная и заодно столовая летом) и библиотека.
Я не стал прорываться через вестибул и атриум, наверняка заполненные рабами, слугами, помощниками. Поднявшись по белой стене, осторожно, бесшумно, стараясь не разбудить рабов, спавших в помещениях на втором этаже, преодолел черепичную крышу и спустился в перистиль. Он был выложен плитами из светлого мрамора. В самых неожиданных местах стояли статуи, заставлявшие меня дергаться от испуга, и на стенах угадывались мозаики. Хозяин спал в небольшой кубикуле с низким сводчатым потолком и прокоетоном (прихожей), в которой на полу расположился слуга. Возле широкой кровати, на которой спал на левом боку и согнув ноги в коленях Гай Юлий Цезарь Октавиан Август, абсолютно не похожий на императора, стоял сундук с бронзовыми полосами, поблескивающими тускло в свете глиняной лампы, заправленной оливковым маслом с ароматным наполнителем, уносящим в тропики.
Не стал будить повелителя нынешней ойкумены. Сам спросонья бываю злой, а у меня разговор мирный. Я отправился в кукину, предположив, что там должны остаться кувшины с напитками и блюда с едой после ужина, но ошибся. Зато там был горящий масляный светильник из белой глины в виде плывущего лебедя. Пошел с ним в триклиний, где даже запаха еды и питья не обнаружил. Нашел по ядреному аромату ананаса в экседре, где стояли две клинии, то есть биклиний, и длинный низкий широкий стол между ними, заставленный посудой из разных материалов. В свинцовом горшке, а я попробовал, макнув палец и обсосав его, был дефрутум или сапа. Первый получался, когда виноградное сусло уваривали на треть, а вторая — наполовину. Во время процесса сироп наполнялся ацетатом свинца (свинцовым сахаром), имевшим сладкий вкус, благодаря чему пользовался большим спросом и стоил дорого. Рядом стоял серебряный кувшин с обычным красным вином с добавкой меда и трав. Я перелил напиток в серебряный рог с головой волка внизу и ручкой сбоку, переставил ближе к изголовью левой клинии позолоченные, судя по весу, тарелки с кусочками солоноватой ветчины и твердого сыра и серебряное блюдо с дольками ананаса, подаренного, наверное, индусами и порезанного несведущим поваром вместе с твердой кожурой и несъедобной сердцевиной. Сняв черную маску и подложив под спину туго набитую перьями подушку в темно-красной наволочке, возлег на ложе и приступил к трапезе. На кусочек уже подсохшей лепешки клал ломтик ветчины и сверху пластинку сыра. Запивал вином, сладковато-терпким. Шло на «ура!».
Когда жуешь интенсивно, притупляется слух, поэтому я не сразу заметил нарисовавшего на входе Октавиана Августа, скорее, сперва почувствовал его взгляд. Ему тридцать восемь лет. Среднего роста и некрепкого сложения. Темно-русые волосы средней длины завиты и сейчас, после сна, смяты. Высокий лоб, узкое выбритое лицо с прямым длинноватым носом, карими глазами, тонкими губами, сжатыми плотно, из-за чего казался не столько волевым человеком, сколько упрямцем. Льняная белая туника, в которой он спал, длиной до середины бедер. Босой. Пальцы ног кривые с длинными ногтями. Как я не услышал их цоканье по мраморному полу⁈
— Салют, император! — поприветствовал я, не вставая, и предложил, указав на вторую клинию: — Располагайся, поболтаем.
— Ты кто такой? — спросил он скорее удивленно, чем испуганно.
— Меня зовут Корокотта, — представился я. — Ты пообещал за мою голову пятьдесят тысяч денариев. Я принес ее. Гони деньги.
— Сейчас разбужу слуг… — тут же, не полностью оклемавшись, видимо, от сна и удивления, молвил он.