Жестом приказав мне остановиться, он обратился к моему противнику:
— Ты слишком ослаб, не можешь продолжать бой?
— Да, — подтвердил гопломах и выронил щит, показав два пальца, указательный и средний, левой руки, покрытой кровью от плечевого сустава до кисти, с которой красные тягучие капли бесшумно падали на сухую серую землю.
— Поединок окончен! Победил Крокута! — объявил судья.
Зрители поняли это и сами и заорали до того, как он начал говорить.
Флавия встретила меня у входа в подсобные помещения, повисла на шее, радостно крича:
— Ты самый лучший, смелый и опытный гладиатор Рима!
— Мунерарии так не считают, судя по тому, сколько платят мне, — возразил я и пошел вместе с ней в помещение нашего лудуса, чтобы стереть пот мокрым полотенцем и переодеться.
За этот бой мне отвалят двести пятьдесят сестерциев — всего на четверть больше, чем заплатили Флавии.
— Ничего, зато мы на ставках заработали много! — сообщила Флавия. — Сейчас схожу получу.
— Какая была на меня? — поинтересовался я.
— Один к шести, — ответила она.
— Всего-то полторы сотни, — пренебрежительно молвил я, уверенный, что поставила, как приказал, всего тысячу.
— Нет, больше трех сотен! — радостно объявила моя сожительница. — Я поставила на тебя все твои деньги и свои добавила!
А ты азартна, Флавия! Учту это на будущее.
Глава 32
Домус семейства Летилиев находился в престижном районе возле Капенских ворот Сервиевой стены. По преданию эту стену высотой десять метров сложили из туфа в дремучие времена правления легендарного царя Сервия. Не по преданию — после нападения кельтов в мою предыдущую эпоху. Карфагенские купцы, бывавшие в то время в Риме, с иронией рассказывали, как варвары-латиняне собрались защититься от других варваров, огородив высокой стеной все семь холмов, на которых расположен их город. Теперь Рим вылез далеко за пределы этой стены и обзавелся более новой, высокой и крепкой. Новые территории застроили инсулами и заселили голодранцами. В одной из них живем и мы с Флавией. Район, где был расположен домус, начинался от восточного склона Палатина и шел до Капенских ворот, после которых улица превращалась в Аппиеву дорогу, соединявшую столицу с портом Бриндизий на берегу Адриатического моря. По планировке здание было типичным двухэтажным с глухими стенами, смотрящими на улицу, разве что размера скромного. Из-за этого при всего лишь двух хозяевах, двух гостях и пяти рабах казался переполненным. Может быть, так казалось только мне, привыкшему к большому личному пространству.
Титу Летилию сорок восемь лет, а его жене Цецилии на год меньше. Я все думал, в кого пошла рыжая дочка. Оказалось, что в маму, порядком располневшую. Она родила шестерых детей. Только двое дотянули до совершеннолетия и только Флавия, четвертая по счету, все еще жива. Папа брюнет с вытянутым смурым лицом, с которым надо подаваться в прокуроры. Волею судьбы он оказался в магистрате своего района одним из четырех чиновников, занимавшихся в основном организацией религиозных церемоний и надзором за пожарной командой. Как минимум, раз в неделю в Риме что-нибудь горело, из-за чего во дворе каждой инсулы должна быть большая бочка, наполненная водой. В нашем бочка была, а с водой ситуация складывалась интереснее. Из нее постоянно брали на хозяйственные нужды те, кому влом идти до фонтана, а желающих наносить бесплатно не наблюдалось.
Нас приняли в атриуме, небольшом, с четырьмя колоннами, поддерживавшими крышу, по углам имплювия (бассейна). В левом дальнем углу стоял большой деревянный сундук с бронзовой рукояткой сверху, в котором хранят семейные сокровища, а в правом — ткацкий станок, как догадываюсь, давненько никем не напрягаемый. Родители вели себя чопорно, будто недавно занюхали по дорожке свежего нафталина, о возможности получения которого римляне еще не додумались. Меня долго рассматривали, как коня, который должен будет возить их доченьку (не брыкливый ли, не понесет?), а потом усадили на пуфик с темно-красной подушкой, набитой овечьей шерстью, в стороне от Флавии, как бы давая понять, что мы пока порознь, хотя прекрасно знали, что давно сожительствуем. У меня было острое желание послать их и уйти. Сдерживала просьба Флавии. Ей очень хотелось помириться с родителями, причем не только ради домуса. Получит его или нет — большой вопрос. Пообещали — не значит выполнили. Может быть, станет владелицей после их смерти, а может быть, нет. Я видел много прибацанных родителей, которые раздавали свое богатство льстивым негодяям, лишь бы не досталось собственным детям, которых не сумели воспитать и потому возненавидели. В то же время я понимал, что и родителям край как хочется возвращения блудной дочери. Так что этот спектакль с почти предсказуемым финалом, который могу испортить только я, если шибко постараюсь.