— Не трогай его, он мертвый! — заорал на меня судья, приближаясь.
— Отойди! — приказал я, пригрозив саблей.
Издеваться над убитым врагом не принято, поэтому зрители затихли, пытаясь понять, что я собираюсь сделать. Кроме судьи, который продолжал угрожать мне богами и устроителями боев. Значит, знал о непредусмотренной броне. Я кинжалом распорол дерюгу, основательно пропитавшуюся кровью, сдвинул им к краям прилипшую к телу ткань, открыв кардиофилакс — трапециевидную железную нагрудную пластину, закрепленную кожаными шнурами, который положен провокаторам. Впрочем, если вложить в это слово смысл, который оно приобретет позже, находилась пластина именно на том, на ком должна быть.
— На нем кардиофилакс, которого не должно быть, и судья об этом знал! — громко объявил я зрителям.
Они опять заорали, на этот раз гневно, засвистели, обрушили проклятия на голову судьи. Пожеланий пустить его на мыло не было, хотя, по слухам, из трупов сейчас вытапливают жир, чтобы использовать для создания этого средства гигиены.
Я поднял вверх обе руки с оружием, крутнулся на триста шестьдесят градусов, продемонстрировав свою скромную особу зрителям, после чего пошел к входу в служебные помещения. Старался шагать твердо и не смотреть на залитые кровью грудь и живот. Накатывавшую волнами слабость отгонял, тряхнув головой.
— Давно я так не переживал! — честно признался Луций Дуилий, встретив меня в дверях, и пообещал: — С Карфагенянином теперь никогда не буду вести дела, обещаю!
— И добейся наказания продажного судьи, — подкинул я.
— Само собой. С ним будет легче разделаться. Покровителей у него теперь не будет, — заверил мунерарий и приказал молодым воинам, приехавшим с нами: — Проводите его к лекарю.
— Сперва лекарство свое возьму. Не хочу пить его горькую отраву! — почти шутливо произнес я.
На самом деле рана болела все сильнее, а впереди зашивание ее. Лучше пройти эту процедуру под наркозом. Я достал из деревянного пенала шарик опия со смолистым запахом, пожевал немного, почувствовав горечь, проглотил, запив белым кисловатым вином из чаши, принесенным одноруким рабом. Захватив стеклянную баночку с самопальной мазью Вишневского, отправился в соседнюю комнату, где возле неширокого овального мраморного стола ждал меня наш лекарь — мужчина лет тридцати пяти со скорбным лицом. Когда смотрю на него, становится жалко, словно операцию будут делать ему, а не наоборот.
— Держите за плечи, чтобы не шевелился, — приказал он двум молодым гладиаторам, которых прикрепил ко мне Луций Дуилий, и тряпкой, смоченной в воде с уксусом начал вытирать кровь с моего тела.
Кривая толстая бронзовая игла доставила мне больше боли, чем сика. В портные наш лекарь не годился, работал медленно и стежки делал кривые. Впрочем, начал вставлять опий, и мне порой его действия казались смешными. Не меньше меня веселила перебранка Флавии с кем-то из молодых гладиаторов, который не пускал ее в «операционную» по приказу лекаря, который запомнил, как получил несколько тумаков, когда зашивал ее раненое бедро. Пить его настойку из перетертых, высушенных скорпионов и козьего навоза я отказался, но разрешил обработать рану моей мазью, пахнущей скипидаром, а потом перебинтовать лентами из льняной небеленой ткани.
— Сколько выиграла наша ставка? — спросил я Флавию, чтобы не слушать ее ахи-охи и поток оскорблений в адрес мертвого противника и нашего гладиатора, не пропускавшего ее.
— Пятьсот сорок сестерциев. Ставки были три к двум, — быстро отчиталась она.
Деньги — это единственное, что пересиливает ее эмоциональность. Точнее, они тоже волнуют мою сожительницу, особенно большое количество, но мягко, расслабляя, причем одинаково, что прибыль, что убыток. Мне кажется, Флавии доставляет эротическое удовольствие сам процесс прохождения денег через ее руки в любую сторону.
Глава 34
На этом представлении, не предупредив, побывали ее родители. Наверное, им интересно стало, чем занимается потенциальный зять. Раньше редко ходили. Цецилии становится дурно при виде крови. Да и Тит умудрился отпетлять от войн, хотя в годы его молодости римляне истребляли друг друга с завидным усердием. Увидели и впечатлились. Даже пригласили нас отужинать, когда я стал чувствовать себя лучше, и разрешили остаться на ночь, хотя я захватил с собой факел, саблю, кинжал и для Флавии гладиус, предположив, что придется возвращаться ночью по темным улицам. В том районе, где живут Летилии, преступников встретить трудно, потому что им там делать нечего. Богатые без охраны не выходят из домуса. Зато в нашем районе, где в инсулах живет люд бедный и отчаянный, встретить неприятности запросто. Впрочем, в нашем случае это грабители нарвались бы на двух гладиаторов, а практика показывает, что в большинстве случаев хватает одного.