Интересно, от кого? Мы с ним виделись в первый раз. Точнее, раньше я наблюдал за его римской конторой издали, потому что в то время дел у меня с ростовщиком не могло быть никаких в силу моей низкой платежеспособности, но появилась мысль наведаться ночью и посмотреть, что там хранится. К сожалению, внутри ночевал старый легионер, убивать которого у меня не было желания. Предполагая, что стал я известен в Риме, благодаря жене и ее родителям, которые рассказали всем знакомым о своем, мягко выражаясь, невменяемом муже и зяте, который отказался от лестного предложения самого Октавиана Августа стать его личным телохранителем. Это такой у них способ похвастаться. Типа имеют родственника, который настолько в корешах с императором, что даже может послать его. Хотя раньше не верили, что я вообще с ним встречался.
— Если вдруг понадобится работа, загляни ко мне, — предложил Квинт Амбросий.
Я не стал отказываться. Как и он, знал, что в жизнь длинная и вся зигзагами.
— Не слышал, никто не продает в этих краях латифундию? — поинтересовался я.
У римлян есть четкое деление собственности в сельской местности: касса — дом в деревне с небольшим земельным участком для выживания семьи бедняков; вилла рустика — для летнего отдыха, но имеет участок около сотни югеров (один югер — четверть гектара), на котором расположены виноградник, сад, огород, обеспечивающие семью и прислугу продуктами; вилла урбана — грандиозные постройки с садом или парком для прогулок, которую используют очень богатые чисто для оттяга; и латифундия с земельным наделом в несколько сотен югеров, служащая в первую очередь источником дохода и заодно местом для летнего отдыха.
— Хочешь вложить деньги? — спросил он и сам ответил: — Разумное решение. Рим рядом, и его обитатели всегда будут кушать. Правда, надо разбираться в сельском хозяйстве или найти хорошего вилика (раба-управляющего), а они большая редкость.
— У моего отца была небольшая латифундия в провинции, — сочинил я.
— Это хорошо. Потому что я слышал, что Марк Валерий Мессала, бывший проконсул провинции Азия, продает латифундию, расположенную на берегу моря милях в трех от Остии, доставшуюся ему в наследство три года назад после смерти отца, носившего то же имя и прозвище Руф (Рыжий), чтобы отличать от тезки, троюродного брата, получившего прозвище Нигер (Черный). При предыдущем владельце была очень доходной, а теперь одни убытки, поэтому ее выставили на продажу сперва за пять с половиной миллиона сестерциев, потом за пять, а теперь хотят четыре с половиной, но никак не найдут покупателя, — многословно сообщил ростовщик. — Если надумаешь, сведу тебя с Марком Валерием Мессалой, обеспечу финансовое сопровождение сделки. Он взял у меня несколько крупных кредитов.
— Мне надо сперва посмотреть латифундию, чтобы знать, сколько она стоит на самом деле, — сказал я.
— Могу приказать своим людям, чтобы, когда закончишь с привезенными товарами, свозили тебя туда, — предложил Квинт Амбросий.
— Не откажусь, — согласился я.
Как предполагаю, Марк Валерий Мессала задолжал ростовщику слишком много, пора погасить хотя бы часть кредитов.
Латифундия состояла из двухэтажного жилого комплекса, большая часть которого была господским домом с подогреваемым мраморным полом и фресками на стенах, термами с двумя бассейнами, закрытым и открытым, расположенным в небольшом парке, и круглым фонтаном во дворе с мраморной статуей сидящего бога Нептуна с трезубцем в правой руке, но зуб остался всего один, как ни странно, ближний к внешнему краю… В меньшей жили рабы. К ней примыкал хозяйственный двор с отдельным входом, вторым фонтаном, овальным, со вставшей на хвост толстой рыбой, изблевывавшей воду, конюшней на двенадцать стойл, большим хлевом голов на сорок, кошарой сотни на две баранов, птичником с голубятней, амбаром, сараями, кладовыми, погребами. Всем зданиям требовался средний ремонт. Из скота остались только старый осел, у которого обвисли уши, две старые коровы, на которых, наверное, не нашлось покупателей, с полсотни кур и немного больше голубей, учету не подлежавших. Раньше латифундию обслуживали несколько десятков рабов, а теперь четверо, все старики, которых тоже не смогли продать.
Обязанности вилика исполнял Ияри (Свет) — льстивый, гибкий ассириец преклонных лет, переставлявший ноги так, будто между ними висит грыжа, но сказал, что нет ее. Он показал все помещения, заодно поведав историю рода патрициев Валериев вообще и Марка Валерия Мессалы Руфа в частности. При предыдущем владельце здесь кипела жизнь, даже когда он был далеко отсюда. Нынешний наезжал в последние три года всего раз пять, чтобы продать еще что-нибудь. Если за зиму не найдет покупателя на латифундию, собирается выставить на торги все сто тридцать югеров виноградника и шестнадцать югеров сада. Здесь, рядом с Римом, это самые востребованные, прибыльные, сельскохозяйственные наделы. Первые стоят по десять тысяч сестерциев за югер, вторые процентов на десять-двадцать дешевле. Еще были двадцать два югера огорода, поле на сорок семь югеров и пастбище размером со все вышеперечисленные наделы вместе взятые, точный размер которого никто не знал, потому что поднималось по искривленному складками склону холма, поросшему деревьями и кустами, которые вырубались на дрова.