Приняли нас в одном из двух триклиниев, в котором рабы шустро метали на столики вино и закуски. Хозяину домуса под шестьдесят. Вьющиеся волосы на голове почти полностью седые. Хорошо выбритое, вытянутое, изнеженное, носатое, надменное лицо обрюзгло. Открытые части тела лишены даже намеков растительности. Одет в нижнюю желтую льняную тунику и верхнюю зеленую шерстяную. Эти цвета считаются женскими и пользуются любовью у педиков. Марк Валерий Мессала женат, но детей нет, только приемный сын, так что возможны варианты. Он был консулом-суффектом восемь лет назад, во время гражданской войны, когда избранные консулы сбежали из Рима, опасаясь Октавиана Августа. Последний назначил на места беглецов двух исполняющих обязанности с приставкой «суффект». Позже был проконсулом в Азии. Это тоже не избранный консул, а назначенный управляющим провинцией. Очень хлебная должность, но Марк Валерий Мессала отказался от нее, узнав о смерти отца. Он из тех, для кого за пределами столицы жизни нет. Несмотря на улыбку до ушей, я сразу понял, что приход ростовщика ему не в радость. Наверное, задолжал сверх меры.
Мы устроились на клиниях. За спиной у каждого стоял раб, который подложил под спину темно-зеленую подушку. Еще один налил нам сладкого белого вина, настоянного на плодах можжевельника и разбавленного водой один к двум, в канфарусы — серебряные чаши для питья с двумя ручками по бокам, между которыми барельефы с Гераклом, издевавшимся над котенком, и короткой широкой ножкой. Следующие три раба поставили на столики каждому по серебряному блюду с солеными зелеными оливками, коквиумами (муку варили в смеси молока, меда и корицы до загустения, а потом резали на кусочки, обмакивали в яйцо, обжаривали в оливковом масле и покрывали медом), глобулями (шарики из сырного теста, обжаренные и покрытые медом), энкитумами (местный вариант пудинга из муки, меда и яиц) и тихоптумами (суфле из взбитых яиц, молока, меда и мягкого сыра). Первая закуска, как я понял, предназначалась Квинту Амбросию, а остальные — хозяину и мне, если захочу. Я таки захотел и первым делом умял суфле, оказавшееся удивительно воздушным и вкусным.
Обменявшись ничего не значащими фразами, ростовщик сделал очередной глоток сладкого вина, закусил солеными оливками и перешел к делу, показав на меня:
— Нашел человека, которого заинтересовала твоя латифундия. Это тот самый, кто променял место в свите императора на статус всадника.
Марка Валерия Мессалу малость попустило, потому что пришли не долги выбивать, после чего облучил меня восторженным взглядом мощностью в тысячу ватт, не меньше, и наигранно восхитился:
— О-о! В наше время редко встретишь таких честолюбивых молодых людей!
Мне показалось, что вместо слова «людей» он хотел произнести «придурков», но вовремя спохватился.
Я дожевал глобулю, сделал вид, что услышал именно то, о чем мечтал, а после вкусняшки сделать это было нетрудно, и похвалил в ответ:
— У тебя очень хороший повар. Если вдруг решишь продать, предложи мне. Куплю за разумную цену.
— Он не продается ни за какую! — самоуверенно заявил Марк Валерий Мессала, после чего виновато посмотрел на ростовщика.
Видимо, раньше доказывал ему, что реализовал все ценное.
— Продается всё. Дело только в цене, времени и месте, — поделился я мнением циника.
Квинт Амбросий оценил мой афоризм еле заметной улыбкой.
— Что ж, давай перейдем к латифундии, время которой подошло, — предложил хозяин дома. — Отец любил заниматься сельским хозяйством, подолгу жил там, когда возвращался в Рим, брал меня с собой, пытался научить, как управлять им. У меня нет тяги к загородной жизни, поэтому решил продать его за пять с половиной миллионов сестерциев.
— Решил, но до сих пор не продал. Сбросил цену — и опять не получилось. И так несколько раз, — поправил я. — Осмотрел латифундию. Она запущена. Здания требуют среднего ремонта. Виноградник не обрезали несколько лет. В итоге ягоды обмельчали и стали кислыми, поэтому их не сочли нужным собирать. Расходы будут дороже выручки. Придется вырубать виноградник, посадить новый и подождать пять лет. За садом тоже не ухаживали несколько лет, но хотя бы оливки собрали, правда, половину от того, что было при твоем отце.
— Кто тебе такое сказал! Мы собрали хороший урожай, надавили и продали много масла! — гневно возразил Марк Валерий Мессала.
— Не напомнишь, когда я перебивал тебя? — спокойно задал я вопрос.
— Ладно, говори, хотя ты и неправ! — по-барски позволил он.
— На огороде рабы использовали только десятую часть, что-то вырастили для себя. Остальное, как и поле, уже превратилось в целину. Надо будет нанимать четыре пары волов с тяжелым плугом на месяц, если не дольше, чтобы вспахать их. Пастбище заросло сорняками. Первый укос придется выкинуть. Еще покупать рабов, потому что там остались четыре старика, и скот, птицу, — продолжил я прокурорским тоном и обобщил: — В восстановление латифундии придется вложить не меньше двух миллионов, поэтому никто и не покупает за ту цену, что ты просишь. Стоит она самое большее три миллиона сестерциев. Именно столько я готов заплатить.