До слуха моего доносился громкий хохот зрителей и крики:
— Давай, давай, Салдар! Приложи его хорошенько!
— Переломи длинного пополам, Кожа!
Вдруг в голову мне пришла отличная мысль. Я стал отходить к бугорку. Противник следовал за мной. Как только
мы очутились на склоне, я сделал вид, что наконец-то кренюсь на бок. Торжествующий Салдар утроил усилия и
налег на мое плечо всей тяжестью. Вместо того чтобы сопротивляться, я тихо скользнул на землю. Г орбоносый
перелетел через меня и со всего размаху шлепнулся на землю. Он не удержался на косом склоне и, перевернувшись несколько раз, растянулся на спине.
Наградой мне был взрыв хохота. Меня окружили люди из нашего колхоза и из «Кызыл шекара», хлопали по плечам, поздравляли, желали расти большим.
Бекбулат вручил мне премию — пятнадцать рублей.
Не успел я засунуть их в карман, как услышал крик:
— А-а, воришка! Попался мне наконец!
Какой-то мужчина схватил меня в охапку и потащил в сторону. Я пытался разглядеть его лицо и не мог.
Вытащив из толпы, этот человек взял меня за шиворот и несколько раз встряхнул.
Лицо мужчины показалось мне знакомым, но я никак не мог припомнить, где именно я видел его.
— Что вам от меня нужно?— повторял я испуганно и недоуменно.
Человек этот был, видимо, не на шутку разозлен. Он стиснул зубы. Пучок его черненькой бородки подпрыгивал от ярости.
— Он еще спрашивает?— протянул человек.— Оторву тебе голову, если она такая, что ничего не помнит!.. Это ты
выпил кумыс в моей юрте и украл каракулевую шкурку!
Да, теперь я признал этого человека. Тот самый пастух, что просил у нас с Султаном спички.
— Не брал я вашего каракуля,— буркнул я краснея.
— Наверно, шайтан незримо посетил мое скромное жилище и унес шкурку.
До вашего прихода она лежала на
месте. Исчезли вы — не стало и шкурки...
Вокруг нас успела собраться порядочная толпа.
— Пустите, это не я!— крикнул я, чтобы поскорей выбраться из этого положения. Не хватало еще, чтобы подошли
люди из нашего колхоза, которые потом расскажут обо всем маме.
— А кто же?
— Другой мальчик, который был со мной.
Чабан взял меня за плечи и строго посмотрел мне в глаза. По-видимому, он поверил мне, потому что, выпустив меня из рук, спросил:
— А где же он?
— Не знаю. Он стоял рядом со мной, когда началась борьба. Потом я ушел бороться...
В тот же момент я заметил Султана, который поспешно отвязывал коня. Жумагул следил за направлением моего взгляда и тоже увидел Султана. Вдруг он закричал:
— Держите, держите мальчишку!
Куда там! Только копыта застучали, только пыль
встала облаком, и через несколько секунд Чалый уже
достиг края поляны.
Жумагул бросился к коновязи. Оказывается, Чалый а пузатый конь пастуха были привязаны совсем рядом.
Погоня окончилась без успеха. Жумагул вернулся злой, потный, с расстегнутым воротом.
— Чей он парень?— спросил чабан.
— Сын коневода Сугура.
Послышалась музыка. Веселье продолжалось. Но я потихоньку отошел в сторону, сел на коня и уехал.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Рассказывает о том, как меня сфотографировали, и о том, что слава иногда может быть очень горькой.
Настроение у мечч было, сами понимаете, хуже чем самое отвратительное. Вот до чего довела меня дружба с
Султаном. При всем честном народе тебя хватают за шиворот и называют воришкой, а ты даже не можешь ничего
возразить. Права была мама, уверяя, что с Султаном не стоит дружить.
Впрочем, что говорить об этом! Даже
если бы я и поссорился с ним сразу же после приезда на джайляу, все равно было бы поздно. Клеимо «воришка»
уже горело бы у меня на лбу.
Я думал о том, что весть о случившемся дойдет до школы и все — и директор, и учителя, и Жанар, и географ
Рахманов — узнают о том, что среди учеников нашего класса нашелся вор.
Неужели и Рахманов поверит в мою виновность? Нет, этого не может быть!
Если есть на земле человек, который
может понять меня, поверить мне, так это Рахманов. Дело не только в том, что я считаюсь лучшим учеником по